Мы с мужем отказывали себе во всём ради дочерей, а теперь я одна и никому не нужна»: за что мне такое отношение от родных детей?
Когда наши девочки, Светлана и Татьяна, выросли, мы с супругом облегчённо вздохнули. Казалось, самое трудное позади — годы, когда мы вдвоём тащили на себе всё. Работали мы на заводе в Екатеринбурге, жили скромно. Зарплаты — гроши. Но наши дочки никогда не чувствовали себя обделёнными. У них всегда были новые платья, канцелярия для школы, деньги на кино.
Мы с мужем, Иваном Васильевичем, себе почти ничего не позволяли. Не помню, когда последний раз купила новое пальто — всё отдавали детям. Дочери поступили в университет в Москве. Опять траты: на общежитие, еду, проезд. Стипендий не хватало, и мы выкраивали из своей пенсии. Каждую копейку считали. Но даже тогда не жалели — лишь бы у них всё было.
После учёбы обе вышли замуж. Мы радовались: дети устроились. Потом родились внуки — у Светы Максим, у Тани Артём. И снова началась беготня. Когда декрет закончился, дочери сказали: «Рановато в садик, помоги, мама». Я к тому времени уже на пенсии, но подрабатывала уборщицей, чтобы как-то сводить концы с концами. Посовещались с мужем — решили: он работает, а я с внуками.
Так и жили — на две пенсии и его зарплату. Зятья занялись бизнесом, дела пошли в гору. Мы радовались их успехам. Если просили денег — давали, не раздумывая. Всё для детей.
А потом случилась беда. Иван ушёл на работу и… не вернулся. Инфаркт. Врачи ничего не смогли сделать. Мне казалось, земля уходит из-под ног. Прожили вместе 42 года — и вот я одна. Дочери первое время заходили, забрали внуков, устроили в сад. А потом… будто забыли.
И тут я осознала: моей пенсии в 15 тысяч рублей — ни на что не хватит. Раньше как-то справлялись с Иваном, а теперь? Квартплата, лекарства, еда… Порой в аптеке стою и думаю: купить таблетки или хлеб. Когда же дочери всё-таки навестили меня, я решилась попросить: «Девочки, если бы вы хоть немного помогали с оплатой…»
Света даже не дала договорить: «У нас своих расходов выше крыши!» Таня промолчала, будто не слышала. После этого — тишина. Ни звонков, ни визитов.
Теперь я одна в своей «хрущёвке». Вокруг — фотографии, детские рисунки, пинетки, которые вязала для внуков. Никто не приходит. Никто не спрашивает, как я. Никто не знает, жива ли вообще. А ведь когда-то я была для них всем. Кормила, учила, носила на руках, не спала ночами.
Сейчас сижу у окна, смотрю, как соседки гуляют с внуками. Смеются, держатся за руки. А у меня — тишина. И обида. Не понимаю, за что мне это. Когда я перестала быть нужной? Разве можно так быстро забыть всё, что для тебя сделали?
Я не требую многого. Не нужны мне их деньги. Просто хочу немного тепла. Чтобы позвонили, спросили, как дела. Чтобы внуки заглянули, посидели рядом. Но, видимо, даже это — непозволительная роскошь.
С каждым днём надежда тает. Но я всё равно жду. Потому что сердце матери не умеет иначе. Даже когда больно. Даже когда горько. Даже когда чувствуешь себя преданной…
