Мы разошлись, потому что жена не желала стоять у плиты
Когда-то давно мы с мужем схлестнулись в такой ссоре, что я выставила его за дверь. Теперь он коротает дни у своей матушки в Выборге, а я собираю осколки десяти лет брака, который стал сущим адом. Свекровь в панике, названивает, умоляет вернуть её «несчастненького», но мне наплевать на её слёзы. Хватит быть прислугой в собственном жилище.
Даже моя мать не встала на мою сторону:
— Татьяна, ты рехнулась? Останешься одна с дитём! Зачем клевещешь на Ваню? Нормальный мужик — не бухает, кулаками не машет, деньги в дом несёт!
Я вышла замуж за Ивана, едва стукнуло двадцать. Тогда была глупой девчонкой, верившей в сказку. Благодаря бабке у меня была своя хата, так что бесприданницей не считалась. Родители развелись, но отец и его родня не отвернулись. Именно его мать помогла с жильём. В эту квартиру мы с Ваней и въехали после свадьбы. У него ничего не было — только доля в маминой трёшке, но мне было всё равно. Я верила, любовь дороже денег.
Через полгода я залетела. Наша Алёнка родилась, когда мне едва стукнул двадцать один. После декрета работы как не бывало. С ребёнком, который вечно сопливит, никто брать не хотел. «У вас дочь? Простите, не возьмём», — слышала я раз за разом. Помощи ждать было неоткуда: ни свекровь, ни мои не горели желанием нянчиться. Я завязла в доме, крутясь между горшками, стиркой и готовкой.
Ваня трудился в соседнем городе, приходил затемно, и мы почти не виделись. Вся домашняя ноша легла на меня. Он не то что мусор не выносил — ложку за собой не мыл. Я не смела его грузить: он же уставал, кормилец! Винила себя, старалась быть образцовой женой, вертелась как белка, чтобы угодить. Но Ваня начал ворчать:
— Жизнь у тебя — мед! Отвела дитё в сад — и на диване растекаешься. Работу найти не можешь? Посмотри, в какой лачуге мы живём!
Его слова обжигали. Чувствовала себя дармоедкой, будто сижу у него на шее. Старалась угодить ещё больше: стряпала, драила полы, даже тапочки ему подавала. Но ссоры из-за денег учащались. Ваня твердил, что нам не выжить на его зарплату, а свекровь подливала масла в огонь: «Сынок мой замучился, на себя не похож из-за тебя!»
Не выдержала напора и устроилась на работу. Носилась как угорелая: вела Алёнку в сад, мчалась в контору, а вечером забирала её у мамы. Зарплата была приличной, даже выше, чем у Вани. Но дома ничего не поменялось. Через две недели он снова взорвался:
— Холодильник пустой! Ужина нет! Почему это я после работы должен за мусором бегать?!
— А я, по-твоему, должна с ребёнком и пакетом отходов в сад идти? — огрызнулась я.
Ваня забирал Алёнку от мамы и ждал меня дома. Возвращалась я к восьми, едва на ногах стоя, так что о шедеврах кулинарии и речи не шло. Готовила что-то на скорую руку, иногда брала заморозку. Но Ване это не нравилось:
— Все бабы успевают, а ты святая?
— Все мужики рубль зарабатывают и не ноют! — парировала я. — Если оба работаем, давай и быт пополам!
Я получала больше, но вся домашняя лямка всё равно висела на мне. Ваня считал, что плита и швабра — «бабья доля», и опускаться до такого не намерен. В пример ставил отца: «Вот это мужик!» Терпение лопнуло:
— Твой батя сам квартиру купил, а не жил на женины харчи! Не нравится — вали к мамке!
Ваня собрал манатки и ушёл. Свекровь тут же начала звонить, причитая: «Люди пальцем тыкать будут! Подумай о ребёнке!» Но мне плевать на сплетни. Хватит быть подстилкой для того, кто не ценит ни меня, ни мой труд. Алёнка — со мной, и я справлюсь. Но порой я спрашиваю себя: как дошла до такого? Почему позволяла ему вытирать об меня ноги? Любовь ослепила, но теперь ясно: я стою большего.
