Мы с супругом отказывали себе во всём ради наших дочерей, а теперь я одна — и никому не нужна. За что мне такое отношение от родных детей?
Когда наши дочери, Алина и Виолетта, выросли, мы с мужем облегчённо переглянулись. Казалось, самое сложное позади — ведь тянули всё на двоих. Оба работали на заводе, жили скромно. Зарплата — гроши. Но мы следили, чтобы девочки ни в чём не нуждались: чтобы платья были не хуже, чем у других, чтобы тетрадки в школу купить, да и в кино сходить.
Сами же себе во многом отказывали. Новое пальто? Да когда ж его последний раз покупала — не помню. Всё детям. Потом университет — сначала Алина, потом Виолетта. Стипендия — смехотворная, хватало только на проезд. Опять мы вкалывали, помогали с жильём, едой, одеждой. Каждую копейку считала, но ни разу не пожалела: лишь бы у них всё было.
Вышли замуж, слава богу. Мы с мужем радовались — жизнь устроилась. А потом и внуки появились: у Алины — Стёпка, у Виолетты — Тимоша. И понеслось. После декрета обе заявили: «Раньше трёх лет в сад не отдадим!» Ну а кто сидеть будет? Я, конечно. На тот момент уже на пенсии была, но подрабатывала уборщицей — хоть какие-то деньги в дом. Посоветовались с мужем, решили: я с внуками, он работает.
Так и жили — на две пенсии плюс его зарплата. Зятья, между прочим, бизнес свой раскрутили, дела пошли в гору. Мы радовались за них. Если просили что — никогда не отказывали. Ну как же, родные ведь.
А потом — бац! Муж на работу ушёл… и не вернулся. Инфаркт. Врачи даже не успели. Мне казалось, земля ушла из-под ног. Вместе прожили сорок два года — как теперь без него? Дочери первое время навещали, забирали внуков, устроили их в садик. А потом… будто меня стёрли из памяти.
И тут до меня дошло: моя пенсия — копейки. Раньше с мужем как-то выкручивались, а теперь? Коммуналка, еда, таблетки… Стою в аптеке, выбираю: или хлеб, или лекарства. Когда дочки наконец заглянули, я решилась заговорить:
«Девочки, ну если бы вы хоть немного помогали с квартплатой… хоть на лекарства бы хватило…» Алина даже слушать не стала — завела шарманку про дороговизну и свои кредиты. Виолетта и вовсе промолчала, будто не слышала. После этого — тишина. Ни звонков, ни визитов.
Теперь я одна. В квартире — фотографии, детские рисунки, крохотные пинетки, которые сама вязала внукам. Больше никто не приходит. Никто не спрашивает, как дела. Да жива ли я вообще. А ведь когда-то я была для них всем. Каши варила, рубашки гладила, ночами укачивала. Я учила их говорить, читать, вставала к ним от первого же всхлипа.
Сейчас сижу у окна, смотрю, как по двору идут чужие бабушки с внучатами. Смеются, за руки держатся. А у меня — тишина. И горько. Потому что не понимаю: за что? Когда я перестала быть нужной? Неужели дети так быстро забывают всё, что для них делали?
Я не требую золотых гор. Мне не нужны их деньги или подарки. Просто хочу, чтобы иногда спросили: «Мама, как ты?» Чтобы внуки забежали, посидели рядом. Но, видимо, это роскошь, которую мне не положено.
С каждым днём всё труднее верить, что они вспомнят. Но я всё равно жду. Потому что материнское сердце не умеет иначе. Даже если больно. Даже если обидно. Даже если кажется, что твою любовь просто выбросили за ненадобностью.
