Владимир стоял у окна своей квартиры в Екатеринбурге, наблюдая, как по заснеженной улице спешат школьники. Одни — в тёплых куртках, другие — в джинсах с закатанными штанинами, будто не замечая двадцатиградусного мороза. Ветер бил в стёкла, но дети, казалось, были невосприимчивы к холоду. Он усмехнулся — почти с завистью. Сделал глоток кофе. Пережжённый. Понял это слишком поздно, но возвращаться на кухню не было сил. Пальцы слегка дрожали. Возраст. Давление. Или тоска.
На телефоне мигал пропущенный звонок — от сына. Владимир знал: надо перезвонить. Иначе вечером услышит в трубке: «Тебе, как всегда, некогда». А ему было некогда… только потому, что он не находил слов. Сыну — тридцать два, взрослый мужчина. Но их разговоры напоминали переговоры двух дипломатов, боящихся сорвать хрупкое перемирие. Коротко. Осторожно. Без лишнего. Всё важное давно похоронено под грузом невысказанного. Он даже пытался придумывать темы заранее, но всё сводилось к банальному: «Как дела на работе?»
Надел потрёпанное пальто, натянул вязаные варежки — тёплые, хоть и нелепые. Вышел. Мороз ударил по лицу, как плётка. Воздух пах углем из печных труб и свежим хлебом — из ларька у подъезда. Тротуар покрыт льдом, будто весь город полили водой и забыли вытереть. У перекрёстка бабушка продавала пирожки — из открытой двери фургона валил пар и сладкий запах жареного теста. Он вспомнил: когда-то покупал такие же для Татьяны. С вишней. Она любила вишнёвые, морщилась, когда кислый сок капал на пальцы. Смеялась тогда — искренне. А потом перестала. Смеяться. Ждать. Быть рядом.
Теперь она жила в Санкт-Петербурге. Новый муж. Новая работа. Новая жизнь. Звонила по праздникам. Голос — сухой, как осенние листья. Ни тени тепла. В нём всегда сквозила настороженность. Будто она проверяла — остался ли он там, где она его оставила. Или, наоборот, надеялась, что его там больше нет.
Он свернул в парк. Жил в этом районе больше двадцати лет. Всё изменилось — дома выросли, подъезды стали чужими. Соседи — другие. Только воспоминания остались на своих местах. Вот скамейка, на которой он впервые поцеловал Татьяну зимой девяносто девятого. Вот бордюр, где сидел, когда узнал о смерти матери. Всё на месте. Только людей нет.
У фонтана сидела девушка. Молодая. Курила. Волосы растрёпаны, взгляд встревоженный. Словно ждала кого-то, но уже не верила, что он придёт. Рядом — сумка и свёрнутый плед. Владимир уже хотел пройти мимо, но случайно встретился с ней глазами. И в них было столько… пустоты, что он невольно замер.
— Извините, — тихо сказала она. — Вы здесь живёте?
— Можно сказать и так, — ответил он. — А вы?
— Жду человека. Он должен был прийти. Но, похоже, передумал.
Говорила ровно. Почти без эмоций. Но голос дрожал.
— Можно посидеть с вами? Мне… не хочется быть одной. Знаю, звучит странно.
— Ничего странного, — Владимир сел рядом. — Иногда просто важно, чтобы кто-то был рядом. Неважно кто.
Они молчали.
Она потушила сигарету о край урны и сжала руки между коленями.
— Мы расстались год назад. Тогда он сказал: «Может, ещё поговорим». Вчера написал, назначил встречу. Здесь. В десять. Сейчас — почти двенадцать.
— Люди редко приходят, когда обещают. Особенно если думают, что всё уже сказали. Иногда встреча — это просто способ попрощаться. Без слов.
— А вы… ждали кого-нибудь когда-нибудь? — спросила она.
Владимир не сразу ответил. Смотрел на деревья, покрытые инеем, на застывший парк.
— Всю жизнь, — сказал он. — Сначала — мать. Потом — жену. Потом — себя. Иногда ждёшь, не зная кого. Надеешься, что придёт кто-то и скажет: «Я знаю, как тебе тяжело». А приходит тишина. Или… совсем чужой человек.
Она не стала спрашивать, о ком он. Он — не объяснил.
Просто сидели. Пять минут. Десять.
Потом она встала:
— Спасибо.
— За что?
— За то, что были рядом.
Она ушла. Он остался. Посмотрел на опустевшую скамейку. Потом достал телефон.
«Сын».
Набрал.
Тот ответил сразу:
— Пап, ты звонил?
— Да. Хотел спросить… Может, в субботу в парк сходим? Просто посидим. Поговорим.
Пауза.
— Конечно, — сказал сын. — Я сам хотел предложить.
Владимир положил трубку. Медленно поднялся. Смотрел, как снег поглощает её следы. Вдохнул. Выдохнул.
И пошёл.
Осторожно.
Чтобы не пропустить то, что действительно важно.
