На золотую свадьбу муж признался, что никогда меня не любил…
Накрыла стол, зажгла свечи, поставила его любимую картошку с грибами и утку в медовом соусе. Всё должно было быть, как в добром советском фильме — полвека рука об руку, золотая свадьба, полжизни, прожитой бок о бок. Пятьдесят лет брака — это куча праздников, огородов, воспитание детей, поездки на дачу, ссоры из-за не вынесенного ведра и милые примирения. Я думала, мы прошли огонь, воду и медные трубы. Была уверена, что любим друг друга. Ну, я-то точно любила.
Решили отметить вдвоём. Дети и внуки засыпали нас звонками и сообщениями в Вотсапе, но мы хотели просто тишины. Хотела почувствовать, что мы не просто два пенсионера, а всё те же Саша и Маша, только с сединой.
Александр сидел напротив. Вид был спокойный, но в глазах — что-то не то. Подумала, может, сентиментальный. Всё-таки пятьдесят лет — не баран чихнул. Подняла рюмку с коньяком, улыбнулась:
— Саня, спасибо тебе за всё. Не представляю, как бы без тебя.
Он опустил взгляд. Наступила та самая тишина, от которой в животе мурашки. Он молчал. Потом поднял глаза — и в них была такая тоска, что мне сразу стало не по себе.
— Маша… надо поговорить. Я носил это в себе всю жизнь…
Сердце ёкнуло. В голове — паника: инфаркт? Рак?
— Должен был сказать раньше. Но боялся. А теперь — не могу молчать. Ты заслуживаешь правды. Я… никогда тебя не любил.
Время будто застыло. Воздух перехватило, руки затряслись, а по щеке уже бежала предательская слеза. Ждала, что он сейчас рассмеётся: «Да ладно тебе, шучу!» Но он не шутил.
— Ты… что? — прошептала я, чувствуя, как голос предательски дрожит. — Как так? Пятьдесят лет… мы же столько прошли.
— Уважаю тебя. Ты золотой человек. Но женился по расчёту. Тогда все так делали — работа, прописка, очередь на квартиру… Не хотел обидеть. Потом дети, быт, годы… Я просто… существовал.
Он не смотрел на меня. Боялся.
Всё, что казалось основой нашей жизни, рассыпалось, как гнилой забор. Наши утренние чаепития, прогулки по парку, ночные разговоры на кухне — теперь выглядели сценой из чужой пьесы. Мы же вместе хоронили его отца, нянчили внуков, ездили в Сочи! Неужели всё это — без капли любви?
— Зачем сейчас? — с трудом выдавила я. — Почему не тогда? Не десять лет назад?
— Не мог. Мне тяжело было врать. А тебе — жить в иллюзиях. Ты заслуживаешь правды. Даже поздно.
В ту ночь я долго лежала, уставившись в потолок. Он спал на диване. А я впервые за пятьдесят лет поняла, что не знаю, кто он. И, что страшнее, — кто я сама теперь.
Днями я его избегала. В душе бушевал ураган из злости и боли. Он пытался говорить, оправдывался: мол, ты мне всё равно была семьёй, я не ушёл, потому что не смог. Говорил, что без меня не представлял жизни.
— Маш, ты была мне ближе всех. Даже без любви, — прошептал он как-то вечером.
Эти слова — как йод на содранную коленку. Не лечит, но хоть не гноится. Теперь не знаю, как с этим жить. Как снова варить ему борщ. Как встречать утро.
Но знаю одно: эти пятьдесят лет — не только его ложь. Это моя жизнь. Моё материнство. Моя любовь. Пусть в ответ было не пламя, а просто тепло. Пусть внутри было одиночество — но снаружи я смеялась, растила детей, верила в лучшее.
Не знаю, смогу ли простить. Но забуду — точно нет. А может, со временем… смирюсь. Ведь, как ни крути, моя жизнь — не его признание. Это мои годы. Мои слёзы. Моя история.