На золотую свадьбу муж признался, что никогда меня не любил…
Я приготовила ужин, зажгла свечи, поставила его любимую жареную курицу. Всё должно было быть как в сказке — полвека вместе, золотая свадьба, прожитые бок о бок годы. Пятьдесят лет брака — это радости, заботы, семейные торжества, отпуска в Сочи, ссоры и перемирия. Я думала, мы прошли через всё и стали только крепче. Была уверена, что любим друг друга. По крайней мере, я — точно.
Решили отметить вдвоём. Дети и внуки прислали поздравления, звонили, писали тёплые слова, но мы хотели тишины. Хотела ощутить, что мы не просто стареем рядом, а по-прежнему — родные души.
Анатолий сидел напротив. Выглядел спокойным, но во взгляде читалось что-то незнакомое. Решила, что просто растроган. Полвека — не шутка. Подняла рюмку и с улыбкой произнесла:
— Толик, спасибо за эти годы. Не представляю, как бы сложилась жизнь без тебя.
Он опустил глаза. Воцарилась та тяжёлая тишина, что давит на сердце. Он молчал. Потом поднял взгляд — и в нём было что-то новое: глубокая печаль, больше вины, чем боли.
— Лена, мне нужно сказать тебе кое-что. То, что носил в себе все эти годы…
Сердце ёкнуло. Испугалась. Мысли метались: болезнь? Что-то страшное?
— Должен был сказать раньше. Не решался. Но теперь понимаю — обязан. Ты заслуживаешь правды. Я… никогда не любил тебя.
Время будто остановилось. Перехватило дыхание, руки задрожали, глаза наполнились слезами. Смотрела на него, ожидая, что вот-вот рассмеётся: “Да шучу я!” Но он не шутил.
— Что… Что ты сказал? — прошептала я, чувствуя, как по щеке катится слеза. — Как же так? Пятьдесят лет… Мы прожили вместе полвека.
— Уважаю тебя. Ты добрая, чуткая женщина. Но женился по расчёту. Тогда так было принято. Молодые, глупые. Не хотел причинять боль. А потом — дети, быт, годы… Я просто… существовал.
Он не смотрел на меня. Не смел.
Слова, казавшиеся основой нашей жизни, рассыпались в прах. Все утренние чаепития, прогулки в парке, ночные разговоры на кухне — теперь будто сцена из чужого фильма. Ведь вместе хоронили его отца, праздновали рождение правнуков, ездили на дачу. Неужели всё это — без любви?
— Почему сейчас? — голос дрожал, но я собралась. — Почему не двадцать лет назад?
— Потому что больше не могу лгать. Тебе же хуже жить в обмане. Ты должна знать. Пусть и поздно.
Легла спать той ночью и долго смотрела в потолок. Он ушёл в гостиную. Впервые за пятьдесят лет я чувствовала, что не знаю этого человека. И, что страшнее, — не понимала, кем была сама рядом с ним.
Дни шли, я избегала его. Душа болела от обиды. Он пытался говорить, твердил, что, несмотря ни на что, я стала ему семьёй, что остался, потому что не мог уйти. Что держался за нашу жизнь, потому что без меня не представлял будущего.
— Леночка, ты была мне ближе всех, даже без любви. Не мог тебя оставить, — тихо сказал он как-то вечером.
Эти слова — как йод на рану. Не лечит, но хоть немного облегчает. Не знаю, как теперь жить с этой правдой. Как делить хлеб за одним столом. Как встречать рассвет.
Но ясно одно: эти полвека — не только его ложь. Это и моя правда. Моя жизнь. Моё материнство. Моя любовь. Пусть в ответ не было страсти — было присутствие. Пусть в душе было одиночество — но внешне я жила, любила, верила, строила.
Не знаю, смогу ли простить. Но точно не смогу забыть. И, возможно, когда-нибудь — приму. Ведь, как ни горько, моя жизнь — не его признание. Это мои годы. Моё сердце. Моя судьба. А правда, даже горькая, лучше сладкой лжи.
