Мать, свекровь и я на краю сна
— Ты уверена, что ребёнку не повредит, если ты будешь есть свёклу? — спросила свекровь, медленно помешивая борщ. Ложка звенела о край кастрюли, как колокольчик в тумане.
— Мам, она уже третий день варит этот борщ, — проворчал Игорь, отодвигая тарелку. — Может, я просто доем и уйду?
— Это лечебный борщ! — свекровь подняла ложку, словно флаг. — А твоя мать солит, как на фронте. Такой ребёнку точно не годится!
— Простите, я троих родила, — спокойно ответила Валентина Петровна, мать Ольги, доставая из холодильника чугунок. — Все живы. А это борщ с фасолью. Белок!
— Фасоль слишком тяжёлая! Мы ведь не в колхозе!
— А у нас и не в клинике! — огрызнулась Валентина Петровна.
Ольга сидела на кухонном табурете, обнимая живот, словно пытаясь защитить его от этой войны. Беременность — седьмой месяц. Раньше думала: главное — чтобы не тошнило. Теперь знала: главное — сохранить рассудок меж двух женщин, каждая из которых «знает лучше».
Свекровь переехала сразу, как узнала о беременности. «Внук! Первый! Вам тесно, а я помогу». Мать Ольги — через неделю: «Ты у меня одна, я всё брошу». Так в двушке поселились три хозяйки.
— Я беременна, а не больна, — прошептала Ольга мужу вечером, когда он пришёл.
— Знаю. Потерпи. Мама уедет после родов.
— А моя?
— А твоя… может, тоже. Или подружатся?
Не подружились. Начали соревноваться.
Сначала — в уборке. Утром мать мыла пол, к обеду свекровь перемывала — «сквозняк, пыль, микробы». Потом — покупки. Ползунки множились, как грибы после дождя — 56, 62, 74 размер. Все голубые. Хотя пол не знали.
Но главной битвой стало кресло-качалка.
— Я его выбрала! — заявила свекровь.
— А я купила! — парировала Валентина Петровна.
— Я первая предложила!
— А я первая внесла!
— Оно будет в моей комнате, — подытожила свекровь.
— С чего вдруг? — вспыхнула мать. — Ольга будет кормить в нём. Пусть стоит у неё.
— Я… думала в нём спать с малышом, — тихо вставила Ольга.
— Зачем? Ты устанешь! Пусть спит со мной! — воскликнула свекровь.
— Или со мной! — не сдавалась мать.
— А я где? — взорвался Игорь. — Я ведь отец!
— Ты на кухне. Там диван, — хором ответили обе.
Наутро кресло исчезло.
— Где оно? — спросила Ольга.
— Уехало, — буркнула свекровь.
— Спрятано, — прошептала мать.
Война достигла предела. На кухне царил лёд. Тишина, прерываемая лишь звенящими взглядами. Игорь задерживался. Ольга ела творог в ванной.
— Хватит, — сказала она вечером. — Мой ребёнок. Моя жизнь. Я не просила этих «подвигов».
— Они просто хотят помочь…
— Они хотят владеть. А ты молчишь. Я — нет.
Ночью Ольга не спала. Утром пошла по объявлениям. К обеду вернулась с ключами.
— Это что? — спросил Игорь.
— Новая квартира. Двушка. Я подписала договор.
— Ольга…
— Я не ухожу от тебя. Я ухожу к себе. Хочешь — поехали. Нет — увидимся в роддоме.
Он молчал.
Через час она вышла с чемоданом. У подъезда стояло кресло-качалка. Вязаный плед, подушка с мишками. Ольга улыбнулась. Позвонила в благотворительный фонд. Через два часа кресла не было.
Новая квартира пахла свежестью. Ольга расставила вещи, заварила чай, включила музыку. Впервые за месяцы — лёгИ когда Игорь пришёл через три дня, с рюкзаком и усталой улыбкой, она поняла — этот дом будет их, и только их.
