На золотую свадьбу муж признался, что никогда меня не любил…
Я накрыла стол, зажгла свечи, поставила его любимую запечённую курочку с гречкой. Хотелось, чтобы всё было как в лучших фильмах — полвека рука об руку, золотая свадьба, целая жизнь, прожитая вместе. Пятьдесят лет брака — это и радости, и семейные торжества, и дети, и отпуска в Сочи, и ссоры, и примирения. Я думала, мы прошли через всё и стали только крепче. Была уверена, что любим друг друга. По крайней мере, я — точно.
Решили отметить вдвоём. Дети и внуки слали поздравления, звонили, писали тёплые сообщения, но нам хотелось тишины. Хотелось почувствовать, что мы не просто старики рядом, а всё ещё — вместе.
Иван сидел напротив. Казался спокойным, но в глазах что-то мелькало. Решила, что просто растроган. Полвека — не фунт изюму. Подняла рюмку и с улыбкой сказала:
— Ваня, спасибо тебе за эти годы. Я без тебя — как без рук.
Он опустил глаза. И наступила та тишина, которая давит на сердце. Он молчал. Потом поднял взгляд — и в его глазах было что-то новое: глубокая печаль, больше вины, чем боли.
— Галя, мне надо тебе кое-что сказать. То, что я носил в себе все эти годы…
Сердце ёкнуло. Испугалась. Мысли понеслись: болезнь? Что-то случилось?
— Я должен был сказать раньше. Но не решался. Теперь понимаю — надо. Ты заслуживаешь правды. Я… я никогда тебя не любил.
Время будто остановилось. Воздух перехватило, руки затряслись, слёзы навернулись. Смотрела на него и ждала, что сейчас рассмеётся: «Да шучу я!» Но он не шутил.
— Что… что ты сказал? — прошептала я, уже чувствуя, как слеза катится по щеке. — Как так? Пятьдесят лет… Мы же прожили целую жизнь.
— Я тебя уважаю. Ты добрая, золотой человек. Но женился по расчёту. Тогда так было принято. Молодые, глупые. Не хотел делать больно. А потом — дети, быт, годы. Я просто… существовал.
Он не смотрел на меня. Не смел.
Слова, которые я считала основой нашей жизни, оказались миражом. Все эти завтраки, прогулки в парке, ночные разговоры на кухне — теперь казались сценой из чужого спектакля. Мы же вместе хоронили его отца, радовались внукам, ездили на дачу. Неужели всё это — без любви?
— Почему сейчас? — голос дрожал, но я сжала кулаки. — Почему не десять лет назад?
— Потому что больше не могу врать. Тебе же хуже — жить в неведении. Ты заслуживаешь правду. Пусть и поздно.
В ту ночь я лежала и смотрела в потолок. Он спал в зале. А я впервые за пятьдесят лет ощутила, что не знаю, кто он. И, что страшнее, — не знаю, кто я без него.
Дальше — избегала его. Всё внутри болело и ныло. Он пытался говорить, твердил, что, несмотря ни на что, я для него — семья, что остался, потому что не мог уйти. Что был рядом, потому что не представлял жизни без меня.
— Галя, ты мне ближе всех, даже без любви. Я не смог бы тебя оставить, — тихо сказал он как-то вечером.
Эти слова — как йод на рану. Не лечит, но хоть немного облегчает. Не знаю, как теперь жить с этим. Как делить хлеб. Как встречать новый день.
Но я знаю: эти пятьдесят лет — не только его ложь. Это и моя правда. Моя жизнь. Моё материнство. Моя любовь. Пусть в ответ было не чувство, а просто присутствие. Пусть внутри было пусто — но снаружи я жила, любила, верила.
Не знаю, смогу ли простить. Но не забуду. И, может, когда-нибудь — приму. Ведь, как ни крути, моя жизнь — не его признание. Это мои годы. Моя душа. Моя судьба.
