На золотую свадьбу муж признался, что всю жизнь притворялся…
Я приготовила ужин, зажгла свечи, поставила его любимого жаркого с картошкой. Хотела, чтобы всё было по-сказочному — полвека рука об руку, золотая дата, прожитая вместе жизнь. Пятьдесят лет брака — это детские смехи, семейные торжества, выпускные детей, поездки на дачу, ссоры и милые примирения. Я верила, что мы прошли через всё и стали только крепче. Была уверена, что между нами — любовь. По крайней мере, с моей стороны — точно.
Решили отметить вдвоём. Дети и внуки звонили, писали тёплые слова, но нам хотелось тишины. Мне важно было почувствовать, что мы не просто соседи по старости, а по-прежнему — одна душа.
Иван сидел напротив. Выглядел спокойным, но в глазах — какая-то мука. Решила, что просто волнуется. Полвека — не пустяк. Подняла рюмку и с улыбкой произнесла:
— Ваня, спасибо, что ты есть. Без тебя меня бы не было.
Он опустил глаза. И наступила та тишина, от которой сжимается сердце. Он молчал. Потом поднял взгляд — и в нём было что-то новое: невысказанная боль, больше вины, чем горя.
— Люба, я должен тебе сказать… То, что копилось во мне все эти годы…
Сердце упало. Испугалась. Мысли пулей: болезнь? Беда?
— Надо было сказать раньше. Но трусил. А теперь понимаю — обязан. Ты заслуживаешь правды. Я… никогда тебя не любил.
Время остановилось. Дышать стало нечем, руки задрожали, слёзы подступили. Смотрела на него, ждала: «Да шучу я!» Но он не шутил.
— Что?.. — выдохнула я, чувствуя, как слеза катится по щеке. — Как? Мы же пятьдесят лет… Пятьдесят лет вместе.
— Уважаю тебя. Ты добрая, светлая. Но женился по расчету. Тогда так было принято. Молодые, глупые… Не хотел причинять боль. А потом — дети, быт, годы. Я просто… существовал.
Он не смотрел на меня. Стыдился.
То, что я считала основой нашей жизни, оказалось миражом. Все утренние чаи, вечерние разговоры, бессонные ночи у кровати больного — теперь казались сценами из чужого спектакля. Ведь мы вместе хоронили его отца, радовались свадьбе дочери, ездили на Алтай. Неужели всё это — без любви?
— Почему сейчас? — голос дрожал, но я держалась. — Почему не двадцать лет назад?
— Не выдержал. Врать — хуже. А тебе нельзя жить в неведении. Ты заслуживаешь правды. Даже такой.
Той ночью я лежала, глядя в потолок. Он спал в гостиной. Впервые за пятьдесят лет я чувствовала, что не знаю этого человека. И страшнее — не понимала, кто я без него.
Дни шли, я избегала его. Душа болела от обиды. Он пытался говорить, твердил, что я стала ему родной, что остался из чувства долга. Что не ушёл, потому что не представлял жизни без меня.
— Люба, ты была мне ближе всех, пусть и без любви. Я не смог бы тебя оставить, — прошептал он как-то вечером.
Эти слова — как йод на рану. Не лечит, но хоть не гноится. Не знаю, как теперь жить с этой правдой. Как делить хлеб. Как встречать рассвет.
Но я знаю: эти полвека — не только его обман. Это и моя правда. Мои дети. Мои радости. Моя любовь. Пусть в ответ была не страсть, а просто привычка. Пусть внутри — пустота, но снаружи я жила, растила, верила.
Не уверена, что прощу. Но не смогу забыть. А когда-нибудь — приму. Ведь, как ни горько, моя жизнь — не его признание. Это мои годы. Моя душа. Моя судьба.
Жизнь порой даёт уроки поздно — но они всё равно нужны. Чтобы понять: даже полвека иллюзий не отменяют прожитых тобой настоящих чувств. Твоя любовь — не менее реальна от того, что её не разделили.