На новогодний ужин у сына я уже готовилась, когда он хмуро посмотрел на меня и, не моргнув, сказал: «В этом году новогодний стол только для ближайшей семьи, без тебя будет лучше». Я стояла в шоке, а пока все поднимали бокалы, телефон внезапно зазвонил с неизвестного номера.
Нужно срочно вернуться домой, пронзительно проговорил голос.
Кто говорит? спросила я, но ответ был односложен: «Поверьте мне и идите сейчас же», и звонок оборвался.
Я бросилась с стола, забыв про манеры, и, едва добравшись до машины, ощутила, как реальность сыплется, будто уронили меня в ледяную прорубь.
Но прежде чем я продолжу, подпишитесь на канал и напишите, из какой части России вы смотрите это видео нам всегда интересно, куда доносятся наши истории.
За день до того злополучного новогоднего вечера телефон пронзительно пронёсся в тихой комнате, как нож сквозь салат. Позвонил сын, Алексей, его голос был холоден, словно зимний ветер.
Мам, в этом году новогодний стол будет только с ближайшими родственниками, без тебя, бросил он.
Слова упали в живот, тяжёлые, как штанга. Я застывала в старом кожаном кресле, у меня за спиной трещал камин, а мерцающие огоньки на окне будто издевались над моей одиночеством.
Но сын, ведь… Что я сделала не так? прошептала я.
Ничего не сделал, ответил он, будто бы закончил разговор. Хочу простого и тихого праздника. Виктория полностью согласна.
Виктория, моя невестка, та, что каждый год спасала мне кость индейки, тот, кто звонил месяц назад, прося рецепт мраморного фарша от покойного мужа Ивана.
Я прикрылась пледом, смотрела, как новогодние огоньки за окном превращаются в мокрые полоски от слёз. На стене часы отбили восемь, каждый удар будто отмерял окончательность слов сына.
Снаружи падали тяжёлые хлопья, а соседние дома светились жёлтым уютом: семьи собирались за столами, смеялись, дарили друг другу подарки. Через окно я увидела, как у Соколовой семьи сверкает новогодняя ёлка, под ней уже лежат красиво упакованные коробки.
Что я могла сделать не так? прошептала я своему отражению в стекле.
Я пусто водила пальцем по конденсату, перебирая в памяти каждый наш разговор с Алексеем за последние месяцы. Неужели я слишком навязывала семейные традиции, слишком упорно хранила память об Иване?
Я вспомнила, как маленький Алексей в детстве прижимал нос к окну, считая снежинки и умолял меня рассказывать сказки о зимних приключениях. Теперь он выглядел как чужой человек.
Ночь тянулась медленно. Огонь в камине догорел, оставив лишь холодный пепел. Я пошла на кухню, чтобы разогреть банку супа, хотя знала, что его не съем. Появилась мысль позвонить Алексею ещё раз, извиниться, если я сделала чтото не так. Я открыла жёлтые телефонные справочники, и из них выпал старый фотоальбом Ивана.
Тремя, я открыла первую страницу: пятилетний Алексей с широкой улыбкой держит деревянный самолётик под огромной новогодней ёлкой. На следующей Иван, покрытый мукой, смеётся, раскатывая тесто. Затем тройка вместе: Иван держит малыша на груди, я обнимаю их обеих, улыбаемся в объектив. Мы казались непобедимыми.
Я листала дальше: Ивана, в последний раз, в больнице, пытающегося завернуть каждый подарок сам. Алексей всё реже приходил, придумывая всё новые отговорки о работе. Ивана шепнул в своей последней неделе: «Надо держать семью вместе, обещай, что не отпустишь меня». Я клялась, но разбилась ли клятва?
Микроволновка издала пронзительный сигнал, а я уже не слышала её. Я закрыла альбом, оставив последнюю фотографию Ивана, улыбающегося в кухне, на тумбочку. Я выключила свет и пошла спать, ощущая пустоту в кровати, где уже пять лет не было Ивана, а теперь ещё и Алексея.
Утром свет просачивался сквозь полупрозрачные шторы, на столе лежала газета и остывший каша. Телефон снова зазвонил, и я увидела имя Алексея.
Привет, мам, сказал он, в голосе слышалась нотка искренности.
Я хочу извиниться за вчерашний звонок. Я был неправ, продолжил он, и я почувствовала, как в груди вспыхивает облегчение.
Спасибо, сынок, я уже боялась, что сделала чтото ужасное, ответила я, пытаясь сдержать слёзы.
Ничего, мам, просто работа меня вымотала, а Виктория напомнила, как важны наши традиции. Приходи, будем ужинать, сказал он.
Конечно, я уже собираюсь, воскликнула я, предвкушая, как приготовлю знаменитый рецепт индейки Ивана и клюквенный соус.
Точно, привези всё, что обычно, добавил он, а потом пауза.
Виктория в восторге, дети уже просят новые сказки от бабушки, продолжил он, звуча чутьчуть надуманно, будто читает текст.
Почему ты так быстро изменил своё решение? Вчера ты выглядел увереннее, чем когдалибо, спросила я.
Просто понял ошибку, всё, быстро сказал он и положил трубку.
Я почувствовала радость, как шампанское в бокале, но в тишине после звонка настигло лёгкое подозрение. Голос Алексея звучал правильно, но был слишком отточенным, как репетиция.
Я подошла к окну, где ночной снег превратил двор в безмятежную белизну. Дети Миллеров уже лепили огромного снеговика, их смех раздавался по улице, как обычный новогодний хор.
Может, я всё переигрываю, пробормотала я, глядя на кастрюлю, в которой кипел чай.
В течение следующих трёх дней я была в ударе: с утра 22го декабря готовила план меню и список покупок, проверяя всё дважды.
Индейка, клюква, Ивана stuffing, произносила я, постукивая ручкой по листу.
Я зашла в мясную лавку на Садовой, где продавец, качая головой, предложил мне самого крупного индейку в 10кг он стоил 12000рублей, но я заплатила без торга, представляя, как несу её в дом Алексея.
23е декабря я прошлась по торговому центру, где в детском магазине выбрала набор модели самолёта для Даниила маленького внука, напоминающего меня о детском самолётике в альбоме. Для Саши я купила набор красок с яркими карандашами, чтобы она могла рисовать «всю семью вместе с дедушкой Иваном».
Вечером я собрала ароматные травы из зимнего огорода, чтобы приготовить маринад Ивана: чеснок, розмарин, тимьян, немного белого вина. Я шептала: «Иван, надеюсь, я всё правильно помню». Маринад получился густой, зелёный, ароматный.
Утром 24го я аккуратно упаковал подарки, сверяя каждый уголок, словно военный план. На меня уже надел чистый новогодний костюм, а аромат одеколона стал моей «боевой» бронёй.
За час до ужина я собрался в путь, но сердце всё же билось как бешеное. Почему Алексей ещё не позвонил уточнить время? Какие аллергии у детей? Нужен ли вино? Я стояла в дверях, собираясь выйти, когда сосед Фёдор, добрый пенсионер, заглянул в окно.
Надоела тебе такая суета, Надежда? спросил он, глядя на меня сквозь заснеженный стеклопакет.
Да, я собираюсь на новогодний ужин к сыну, ответила я, пытаясь улыбнуться.
Хорошо, ты заслужила счастье, кивнул он и ушёл.
Я легла в постель, слушая, как внизу звенит свеча в стакане, а мысли крутились, как снежные завалы. Наконец, 25го января, я оделась, загрузила индейку в машину и, не забудувши ключи, пошла к двери.
Улица была покрыта сверкающим снегом, а огни домов образовывали идеальную рождественскую открытку. Я парковала у дома Алексея, когда дверь распахнулась, и в неё вошла Виктория, её красный свитер был покрыт лёгкой крошкой муки.
Надежда, ты сразу же замёрзла, входи, сказала она, улыбаясь.
Дом пахнул корицей и елью, в углу звучали новогодние мелодии. Даниил, внук, подпрыгивал от радости, громко спрашивая:
Бабушка, а подарки уже?
Сначала подождём, ответила Виктория, беря индейку из моих рук. Ты же её замариновала, как у Ивана?
Да, 24 часа под ароматом трав, кивнула я, поправляя шарф.
Михаил и Марина Харановы, родители Виктории, встретили меня теплом. Алексей появился последним, поправляя галстук, его улыбка была чуть натянута.
Спасибо, что пришла, мама, сказал он, хотя в голосе звучала нотка тревоги.
Мы сели за стол, покрытый лучшими фарфоровыми тарелками, а индейка заняла центр, её золотистая корка блестела под свечами. Виктория дала мне электрический нож, сказав, что я главный шеф.
Я нарезала, и мясо оказалось нежным, ароматным, как будто Иван действительно стоял рядом и наблюдал. Беседа текла свободно, хотя я замечала, как Алексей постоянно проверял часы и нервно отводил взгляд от телефона.
Даниил, можно открыть подарки? спросила Саша, её голос дрожал от нетерпения.
Пожалуйста, откройте, ответила Виктория, принимая от меня тяжёлый индейковый контейнер.
Дети раскрывали коробки: Даниил получил модель Cessna, Саша набор красок. Они с восторгом бросались в творчество, а я шептала в сторону Ивана: «Он бы одобрил.»
Но в углу я слышала, как Алексей смеётся, но его смех звучал искусственно, словно реплика из сценария. Он часто бросал взгляд на телефон, будто ожидал сигнала.
Внезапно телефон зазвонил, и на экране высветилось «Неизвестный номер». Я почти отказалась отвечать, но звонок повторился.
Нужно немедленно вернуться домой, прозвучал резкий голос.
Кто это? спросила я, чувствуя, как холод поднимает волосы по шее.
Доверяй мне и уходи сейчас, повторил он, и связь оборвалась.
Я стояла, держа трубку, сердце билось, как барабан в военной марше. В комнате стало странно тихо, а Алексей посмотрел на меня с подозрением.
Мам, всё в порядке? спросил он, но в глазах прочитать было трудно.
Я должна уйти, сказала я решительно. Мне сказали, что в моём доме чтото происходит.
Все замерли, а Даниил, не понимая, продолжал играть с моделью самолёта. Алексей встал, его лицо было бледным, но он пытался выглядеть спокойным.
Что случилось? спросила Виктория, держа в руках чистую скатерть.
Я пошла к двери, хватая пальто, но в тот момент из соседнего дома вышел Фёдор, держа фонарик.
Я видел, как ктото с фонарём шёл по моему дому около девяти часов, сказал он. Позвал меня сосед, а я сразу позвонил в полицию.
Я позвонила в 112, объяснила, что ктото в моём доме, и описала подозрительные звуки. Полиция прибыла быстро, вытащив из машины два офицера. Они осмотрели дом, нашли сломанное окно в подвале и следы, указывающие на то, что ктото искал документы.
Оказалось, что в подвале стоял ящик с бумагами Ивана: завещание, акции «Байк», стоимостью более двух миллионов рублей, банковские выписки. Алексей нанял своего друга Альберта, который пытался украсть эти бумаги, чтобы покрыть долги. Алексей знал, что я приду в новогодний ужин, и использовал приглашение как прикрытие.
Альберт, пойманный полицией, признался, что Алексей говорил ему: «Тебе нужно срочно взять завещание, иначе мама всё отдаст на благотворительность». Я стояла, держа в руках развалившиеся акции, и слышала, как в моём сердце стучит гвоздь правды.
Ты использовал семью ради денег, сказала я Алексею, глядя прямо в глаза. Ты хотел продать акции, погасить долги, а я лишь хотела, чтобы всё было правильно.
Алексей попытался оправдаться, но я видела в нём лишь страх и отчаяние. Полицейские забрали Альберта, а я собрала завещание и бумаги Ивана.
После того, как всё успокоилось, я позвонила Виктории.
Ты не виновата, сказала я, ты просто попала в ситуацию, которую создал твой муж.
Я ухожу, ответила она, дети не заслуживают такого отца.
Ты всегда будешь желанным гостем в моём доме, ответила я мягко, чувствуя, как горечь превращается в лёгкий аромат свободы.
Фёдор пришёл ко мне в гости, принёс чай и сказал: «Ты сделала правильно, Надежда. Правда всегда победит, даже если она болит».
Мы обсудили смену замков, установку сигнализации и переоформление завещания. Я решила, что акции Ивана пойдут на поддержку ветеранов и стипендии для школьников именно так они хотели бы, чтобы их деньги использовались.
Утром, когда лучи солнца пробивались сквозь окно на кухню, я стояла у столика, где лежали спасённые бумаги Ивана. Кофе пахнул ароматом воспоминаний о его молодости, а я задумалась о том, как жизнь иногда преподносит горькие уроки, но в итоге оставляет место для новых традиций.
С тех пор я снова улыбаюсь, когда дети зовут меня «Бабушка Надя». Я знаю, что семейные узы крепче, чем кровь, и что в каждом снежном хлопье кроется шанс начать сначала. Весь мир кажется немного светлее, когда знаешь, что справедливость нашла путь, даже если она пришла в виде новогоднего звонка от незнакомца.
