На том давнем поминальном торжестве сын назвал мать «заблудшей» и «нищенкой», отрёкшись от неё. Но она схватила микрофон и произнесла речь
Алёна Петровна стояла в дверях комнаты, едва приоткрыв створку, чтоб не помешать, но и не упустить важный миг. Её взгляд был тем же, в котором сплетались материнская гордость, нежность и почти святой трепет. Саша стоял перед зеркалом в светлом смокинге с бабочкойлапой, которую помогали поправлять друзья.
Всё выглядело, словно кадр из фильма: он был подтянут, красив и спокоен. Но внутри Алёны сжималось болью: ей казалось, что она лишняя в этом кадре, будто её нет в этой жизни, будто её не позвали.
Она осторожно поправила складку своего старого платья, представляя в уме, как бы оно выглядело с тем новым жакетом, что готовила к завтрашнему дню ведь она уже решила пойти на свадьбу, даже без приглашения. Как только она сделала шаг вперёд, Саша, будто почувствовал её взгляд, обернулся, и его лицо мгновенно изменилось. Он подошёл, закрыв дверь, оставшись в комнате.
Мама, нам нужно поговорить, сказал он сдержанно, но уверенно.
Алёна выпрямилась. Сердце бешено ускорилось.
Конечно, сынок. Я я купила те туфли, помнишь, я тебе показывала? И ещё
Мама, перебил он. Я не хочу, чтобы ты пришла завтра.
Алёна замерла. Сначала она даже не осознала смысл сказанного, будто разум отказался впускать боль в сердце.
Почему?.. её голос задрожал. Я же я же
Потому что это свадьба. Там будут люди. Ты выглядишь ну не так, как надо. И твоя работа Мама, пойми, я не хочу, чтобы обо мне думали, что я с какогонибудь «дна».
Слова сына падали, как град из ледяных кристаллов. Алёна попыталась возразить:
Я записалась к стилисту, мне сделают прическу, маникюр У меня есть платье, скромное, но
Не надо, вновь перебил он. Не подчёркивай. Ты всё равно будешь выделяться. Пожалуйста, просто не приходи.
Он вышел, не дождавшись ответа. Алёна осталась одна в полутёмной комнате. Тишина обвила её, как вата. Всё стало приглушённым даже её дыхание, даже тикание часов.
Долго она сидела, неподвижна. Затем, будто подгоняемая изнутри, встала, достала из шкафа старую, запылённую коробку, открыла её и вытащила альбом. От него пахло старыми газетами, клеем и забытыми днями.
На первой странице пожелтевшее фото: маленькая девочка в мятом платье стоит рядом с женщиной, у которой в руке бутылка. Алёна вспоминала тот день мать тогда орала на фотографа, потом на неё, потом на прохожих. Через месяц у неё отняли родительские права, и Алёна попала в детский дом.
Страница за страницей словно удары. Групповое фото: дети в одинаковой форме, без улыбок. Воспитательница с суровым лицом. Именно тогда она впервые поняла, что значит быть никому не нужной. Её били, карали, оставляли без ужина. Но она не плакала. Плакали лишь слабые, а слабых не жалели.
Дальше юность. После выпускного она устроилась официанткой в придорожное кафе. Было тяжело, но уже не страшно. Появилась свобода и это завораживало. Она стала опрятной, начала подбирать одежду, шила себе юбки из дешёвой ткани, заплетала волосы постарому. Ночью училась ходить на каблуках просто чтобы почувствовать себя красивой.
А потом случайность. В кафе возникла суета. Она случайно пролила томатный сок на клиента. Паника, крики, хозяин кафе яростно орёт, требуя объяснений. Алёна пыталась оправдаться, но все были злы. И тут вошёл Виктор высокий, спокойный, в светлой рубашке и, улыбнувшись, сказал:
Это же просто сок. Случайность. Дайте девушке работать спокойно.
Алёна была ошеломлена. Её никогда так не слушали. Руки дрожали, когда она брала ключи.
На следующий день он принес цветы, просто положил их на стойку и сказал: «Хочу пригласить вас на кофе. Без обязательств». Улыбка была такой, что Алёна впервые за многие годы почувствовала себя не «официанткой из детского дома», а женщиной.
Они сидели на скамейке в парке, пили кофе из пластиковых стаканчиков. Он рассказывал о книгах, путешествиях. Она о детском доме, о мечтах, о снах, где у неё есть семья.
Когда он взял её за руку, она не поверила. Мир её будто изменился: в этом прикосновении было больше нежности, чем за всю её жизнь. С того момента она ждала его. И каждый раз, когда он появлялся в той же рубашке, с теми же глазами, она забывала, что такое боль. Она стыдилась своей бедности, но он, казалось, не замечал этого. Говорил: «Ты прекрасна. Просто будь собой».
И она поверила.
Тот летний сезон оказался удивительно тёплым и долгим. Алёна вспоминает его позже как самый светлый период своей жизни главу, написанную любовью и надеждой. Вместе с Виктором они ездили к реке, гуляли по лесу, часами разговаривали в маленьких кафе. Он познакомил её со своими друзьями умными, весёлыми, образованными. Сначала она смущалась, чувствовала себя чужой, но Виктор сжимал её руку под столом и этот жест дарил силы.
Они встречали закаты на крыше дома, приносили туда чай в термосе, укутывались пледом. Виктор делился мечтами о работе в международной компании, но говорил, что не хочет навсегда покидать страну. Алёна слушала, затаив дыхание, запоминая каждое слово, ведь всё казалось слишком хрупким.
Однажды он шутя, но с ноткой серьёзности, спросил, как она отнесётся к свадьбе. Она рассмеялась, скрывая смущение, и отвернулась. Но в душе вспыхнула мысль: да, да, тысячу раз да. Только боялась сказать вслух боялась испугать сказку.
Но сказку испугали другие.
Они сидели в том же кафе, где Алёна когдато работала, когда всё началось. За соседним столиком ктото громко рассмеялся, потом раздался хлопок, и в лицо Алёны попал коктейль. Жидкость стекала по щекам и платью. Виктор бросился к ней, но было уже слишком поздно.
За соседним столом стояла его двоюродная сестра. В её голосе злоба и отвращение:
Это она? Твоя избранница? Прибирающая? Из детского дома? Так ты называешь любовь?
Люди переглядывались, ктото ухмылялся. Алёна не плакала. Она просто встала, вытерла лицо салфеткой и ушла.
С того момента начался настоящий прессинг. Телефон взрывался от злых шепотов, угроз. «Убирайся, пока не стало хуже». «Мы всем расскажем, кто ты». «У тебя ещё шанс исчезнуть».
Тут начались провокации: её клеветали перед соседями, распускали слухи, будто она воровка, проститутка, наркоманка. Однажды к ней подошёл старый сосед Яков Иванович и сказал, что к нему приходили люди, предлагали деньги, чтобы он подписал бумагу, будто видел, как она чтото выносила из квартиры. Он отказался.
Ты хорошая, сказал он. А они гадов. Держись.
Алёна держалась. Виктору ничего не говорила не хотела портить ему жизнь перед отъездом за границу: он собирался на стажировку в Европу. Она просто ждала, что всё пройдёт, что они всё переживут.
Но не всё зависело от неё.
Незадолго до отъезда Виктор получил звонок от отца. Михаил Борисович Сидоров, мэр города, влиятельный и жёсткий человек, назначил Алёне встречу в своём кабинете.
Она пришла. Скромно, но чисто одетая. Села напротив, выпрямившись, будто перед судом. Он смотрел на неё, как на пыль под ногами.
Вы не понимаете, с кем связались, сказал он. Мой сын будущее этой семьи. А вы пятно на его репутации. Уходите. Или я сам позабочусь, чтобы вы исчезли навсегда.
Алёна сжала руки на коленях.
Я его люблю, шептала она. И он меня любит.
Любовь? пренебрежительно фыркнул Сидоров. Любовь роскошь для равных. А вы не равны.
Она не сломалась. Вышла, держась высоко. Не сказала ни слова Виктору. Верила, что любовь победит. Но в день отлёта он улетел, не узнав правды.
Прошёл неделю, как её вызвал владелец кафе Стас. Сухой, всегда недовольный. Заявил, что пропали товары, будто ктото видел, как она вынесла чтото из кладовки. Алёна ничего не поняла. Затем пришла полиция. Началось следствие. Стас указал на неё. Другие молчали. Те, кто знал правду, боялись.
Адвокат от государства был молодой, измученный и безразличный. В суде говорил вяло. Доказательства ненадёжные, склеенные белыми нитями. Камеры ничего не показали, но показания «свидетелей» оказались убедительнее. Мэр приложил усилия. Приговор три года колонии общего режима.
Когда закрыли за ней двери камеры, Алёна поняла: всё, что было любовь, надежда, будущее осталось за решёткой.
Через несколько недель её начали тошнить. Обратилась в медицину, сдала анализ. Результат положительный.
Беременность. От Виктора.
Сначала не могла дышать от боли. Затем пришла тишина. Затем решение. Выжить. Ради ребёнка.
Быть беременной в колонии ад. Её дразнили, унижали, но она молчала. Гладила живот, разговаривала с малышом по ночам. Думала над именем Саша, Александр, в честь святого покровителя, в честь новой жизни.
Роды были тяжёлые, но ребёнок появился здоровым. Когда она впервые взяла сына на руки заплакала. Тихо, беззвучно. Это была не отчаяние, а надежда.
На участке её поддерживали две женщины одна за убийство, другая за кражу. Грубо, но с уважением к новорождённому. Учились, подсказывали, пели. Алёна держалась.
Через полтора года её условнодосрочно освободили. На воле её ждал Яков Иванович с стареньким детским конвертом.
Держи, сказал он. Нам отдали. Идём, ждёт новая жизнь.
Саша спал в коляске, крепко обнимая плюшевого мишку.
Она не знала, как благодарить. Не знала, с чего начать. Но начинать пришлось с первого дня.
Утро начиналось в шесть: Саша в яслах, она в офис, уборка. Потом автомойка, вечером подработок на складе. Ночью шитьё, нитки, тряпки. Шила всё: салфетки, фартуки, наволочки. День сменялся ночью, ночь днём, и всё сливалось в туман. Тело болело, но она шла, как заведённая.
Однажды на улице встретила Ларису ту же девушку с киоска у кафе. Та остановилась, увидев Алёну:
Боже Это ты? Живая?
А что должно было быть? спокойно ответила Алёна.
Прости Столько лет Слушай, ты знаешь, Стас разорился полностью. Его выгнали из кафе. А мэр он теперь в Москве. А Виктор Виктор женился. Давно. Но, говорят, несчастливо. Пьёт.
Алёна слушала, будто через стекло. Чтото поранило её внутри. Но лишь кивнула:
Спасибо. Удачи тебе.
И пошла дальше. Без слёз, без истерик. Только в ту же ночь, укладывая сына, села на кухне и позволила себе одно заплакать. Не рыдая, не стоня, а просто выпустив тишину боли из глаз. А утром снова встала и пошла.
Саша рос. Алёна старалась дать ему всё. Первые игрушки, яркую куртку, вкусную еду, красивый рюкзак. Когда болел, ночевала у кровати, шептала сказки, ставила компрессы. Когда упал и разбил колено, мылась в автомойке, в пене ругалась, что не уследила. Когда попросил планшет, продала единственное золотое кольцо напоминание о прошлом.
Мам, а почему у тебя нет телефона, как у всех? однажды спросил он.
Потому что мне хватает тебя, Сашка, улыбнулась она. Ты мой главный звонок.
Он привык, что всё появляется просто так. Что мама всегда рядом, всегда улыбается. Алёна прятала усталость, как могла. Не жаловалась. Не позволяла себе слабости. Даже когда хотелось упасть и не подняться.
Саша вырос. Стал уверенным, харизматичным. Учился хорошо, имел множество друзей. Но всё чаще говорил:
Мама, ну купи себе чтонибудь уже. Нельзя постоянно в этих тряпках.
Алёна улыбалась:
Хорошо, сынок, постараюсь.
А в сердце болело: неужели и он как все?
Когда сообщил, что собирается жениться, она обняла его со слезами:
Сашка, как же я рада Я обязательно сшью тебе белоснежную рубашку, хорошо?
Он кивнул, будто не слышал.
А потом была та беседа, что всё в ней сломало. «Ты уборщица. Ты позор». Эти слова словно лезвия. Долго сидела перед фотографией маленького Саши в синих ползунках, улыбающегося, тянущегося к ней.
Знаешь, малыш, шептала, я всё ради тебя. Всё. Жила только тобой. Но, наверное, пора жить и для себя.
Алёна встала, подошла к старой металлической коробке, где откладывала «на чёрный день». Пересчитала. Достаточно. Не на роскошь, но на хорошее платье, парикмахера и даже маникюр. Записалась в салон на окраине, выбрала сдержанный макияж, аккуратную прическу. Купила элегантное синее платье простое, ноИ она, стоя у алтаря, улыбнулась, чувствуя, как тяжелое прошлое рассеялось в светлом будущем.
