28.04.2025
Сегодня опять пришлось выслушать просьбу свекрови.
Алёна, ты ведь понимаешь, начала Евдокия Ивановна, мама уже не та. Возраст, склероз, память подводит. Врачи говорят, что ей нужен постоянный присмотр. Я бы сама, но работа, дела Да и ты дома сидишь, удалёнка у тебя. Тебе же не трудно?
Алёна сжала губы. Она действительно работала из квартиры, переводила юридические документы, иногда вела онлайнконсультации. График гибкий, но свободного времени у неё впрок не было.
Евдокия Ивановна, я даже не знаю, начала она осторожно. Я никогда с такими вещами не сталкивалась. Может, лучше сиделку нанять? Или в пансионат отдать, там специалисты
Свекровь аж подпрыгнула от возмущения.
В пансионат?! Как ты можешь так говорить! Это же моя мама! Я не сдам её в какоето учреждение, где за ней никто не будет следить. Там чужие люди! А мы семья.
Я, Олег, посмотрел на Алёну в поисках поддержки, но она даже головы не подняла.
Алёна, мама не так много просит, наконец пробормотал я, не отрываясь от телефона. Утром зайти, вечером зайти. Покормить, немножко помочь. Вообще ничего сложного, ты справишься.
Алёна вздохнула. Возражать было бессмысленно. К тому же мы с ней жили в квартире Евдокии Ивановны она великодушно пустила нас после свадьбы, пока мы копили на своё жильё. Отказать в такой ситуации казалось неблагодарным.
Ладно, тихо сказала она. Попробую.
Евдокия Ивановна расцвела, обняла Алёну и прошептала:
Спасибо, доченька. Ты не представляешь, как ты меня выручишь. Я тебе ключи дам, адрес напишу. Мама живёт недалеко, минут пятнадцать пешком. Только, Алёна, она иногда бывает ну, сама понимаешь. Нервная. Не обращай внимания, если чтото не так скажет. Ладно?
Алёна кивнула. Ей казалось, что справится что может быть сложного в присмотре за пожилой женщиной?
Утром я узнал ответ на этот вопрос.
Квартира Марфы Петровны находилась в ветхом доме с облезлыми стенами и скрипучими лестницами. Я поднялся на третий этаж, постучал в дверь и ждал. Внутри чтото громко зашумело, потом послышались шаги, и щёлкнул замок.
Дверь распахнулась, и на пороге появилась сгорбленная старушка в застиранном халате. Марфа Петровна смотрела на меня мутными глазами.
Что надо? хрипло спросила она.
Здравствуйте, Марфа Петровна. Я Алёна, жена Олега. Евдокия Ивановна просила меня помочь вам. Можно войти?
Старушка фыркнула, но отступила в сторону. Я вошёл в прихожую и почти задохнулся от запаха: затхлость, лекарства и чтото кислое. В квартире царил беспорядок на полу валялись журналы, старые тапки, на столике у зеркала гордыми стояли пузырьки с таблетками, а из кухни доносился запах горелого.
Что хотите на завтрак? Я приготовлю, обратилась я к пожилой женщине.
Да мне ничего не надо! Кто тебя звал? Валька, что ли? Опять подослала совестницу! огрызнулась она.
Я растерялась. Совестница?
Я просто хочу помочь
Помочь! передразнила Марфа Петровна. Все вы одинаковые. Притворяетесь заботливыми, а сами только ждёте, когда меня не станет, чтобы квартиру забрать!
Слова старушки прозвучали так ядовито, что возразить было нечего. Я молча прошла на кухню, включила чайник и начала искать продукты. В холодильнике нашлись яйца, немного колбасы и подсохший хлеб. Ничего страшного, можно сделать яичницу.
Пока я готовила, Марфа Петровна уселась на табуретку у двери и начала ворчать:
Вечно вы все опаздываете. Вчера Валька обещала приехать, не приехала. Врунья. И ты такая же. Небось будешь меня объедать, а потом скажешь, что ничего не осталось.
Я молчала, переворачивая яйца на сковороде, стараясь не слышать её крики.
Когда завтрак был готов, я поставила тарелку перед Марфой Петровной. Она посмотрела на яичницу, попробовала, потом поморщилась и отодвинула блюдо.
Невкусно. Пересолено. Ты что, готовить не умеешь?
Я прикусила губу, попробовала сама соли было в самый раз.
Марфа Петровна, вам нужно поесть, иначе таблетки пить нельзя.
Не указывай мне! Я сама знаю, когда мне есть!
Старушка встала, шаркая тапками, и поплела в комнату, захлопнув дверь. Я осталась на кухне, глядя на нетронутую тарелку, подавив раздражение. День только начался.
Вечером, когда я снова пришла, ситуация повторилась: она отказывалась ужинать, не принимала лекарства и обвиняла меня в желании её обокрасть. Я уговаривала, объясняла, но всё было напрасно. К концу дня голова раскалывалась от стресса.
Домой меня встретил Олег, не отрываясь от работы.
Как? бросил он.
Тяжело, призналась я, опустившись на стул. Твоя мать она очень сложная. Ора, хамит, ничего не ест.
Возраст, пожал плечами Олег. Мама же предупреждала. Потерпи, Алёна. Это ненадолго.
Я хотела спросить, что значит «ненадолго», но промолчала. Олег ушёл в свою комнату, хлопнув дверь.
Так прошла неделя, потом ещё одна. Я ходила к Марфе Петровне дважды в день, готовила, убирала, пыталась поддерживать хоть какойто порядок. Работа откладывалась на вечер, когда силы были на исходе. Я сидела над переводами до полуночи, а утром снова шла к старушке.
Марфа Петровна не смягчалась. Напротив, каждый день она придиралась: то еда остыла, то слишком горячая; то я говорю слишком громко, то слишком тихо. Она бросала вещи, кричала, называла меня бездельницей и нахлебницей. Я сжимала кулаки, но терпение было не бесконечным.
Месяц спустя Марфа Петровна почти не встала с постели, почти не ела, лишь жаловалась на боль. Я вызвала врача, который осмотрел её, выписал новые лекарства и сказал, что состояние серьёзное.
Вечером я пришла домой и рухнула на диван, измотанная до предела. На следующее утро Евдокия Ивановна спросила:
Алёна, как там мама?
Плохо, ответила я устало. Врач говорит, что нужен постоянный уход. Я больше не могу, Евдокия Ивановна. Я вымоталась. Мне нужно работать, мне нужен отдых. Я не справляюсь.
Голос свекрови стал ледяным.
То есть ты отказываешься?
Я не отказываюсь, я прошу помощи. Давайте наймём сиделку
Наймём сиделку! перебила она. На какие деньги? Ты думаешь, у меня много рублей? Между прочим, это и твоя обязанность, Алёна. Мы тебя приютили, дали крышу над головой. Хотелась бы хоть капля благодарности!
Я сжала руки в кулаки.
Я месяц за вашей мамой ухаживала. Я готовила, убирала, терпела хамство. Я работала по ночам, чтобы успеть всё. Я не могу больше.
Не можешь? Тогда катись отсюда. На все четыре стороны. Олег, ты слышал?
Олег стоял в дверях, скрестив руки на груди, лицо его было как у каменного статуи.
Алёна, мама права, сказал он ровным тоном. Ты должна помогать семье. Ты же женщина. И мы должны быть маме благодарны за то, что живём у неё на всём готовом.
Я встала, дыша легче.
Хорошо, спокойно произнесла я. Я всё поняла.
Евдокия Ивановна ахнула, Олег моргнул, словно не понял, что услышал.
Алёна, ты чего? Ты куда? растерянно спросил он.
Но я уже шла в спальню, достала сумку и начала складывать вещи. Было мало вещей, остальное осталось у родителей, когда я переезжала к Олегу: одежда, документы, ноутбук. Всё поместилось.
Олег последовал за мной, смотрел, как я собираюсь, сначала смутилось, потом раздражение.
Алёна, прекрати. Ты не можешь уйти.
Могу, коротко ответила я, застёгивая сумку.
Куда? К родителям?
Да. Потом сниму жильё, разведусь с тобой. Нам делить нечего, квартира не наша.
Олег открыл рот, но ничего не сказал. Я прошла мимо него и направилась к выходу. Евдокия Ивановна стояла в коридоре, бледная и растерянная.
Алёна, ты куда?
Уезжаю. Спасибо за гостеприимство.
Я вышла из квартиры, глубоко вдохнула и улыбнулась облегчение накрыло волной.
Развод оформили быстро. Олег не сопротивлялся, даже не пришёл на заседание. Я получила свидетельство о расторжении брака и запихнула его в ящик стола.
Сняла маленькую однокомнатную квартиру и начала жить для себя. Спокойно, размеренно, без криков, без хамства, без вечного напряжения. Год пролетел незаметно.
Однажды я встретилась с подругой Светланой в кафе. Мы болтали о работе, планах на лето, и Светлана вдруг спросила:
Кстати, ты слышала про мать твоей бывшей свекрови?
Нет. Что случилось?
Она умерла три месяца назад. Евдокия Ивановна потом устроила скандал на всю округу. Оказалось, старушка квартиру отписала какойто дальней родственнице племяннице, кажется. Завещание составили ещё пять лет назад, когда Марфа Петровна была в здравом уме.
Я замерла.
Квартиру отписали? Дальней родственнице?
Да. Евдокия Ивановна рассчитывала получить жильё, поэтому упиралась, чтобы мать оставалась дома, а не в пансионате. Хотела выглядеть заботливой, но на деле использовала меня как бесплатную сиделку, чтобы потом претендовать на наследство.
Я откинулась на спинку стула, внутри разогрелась приятной тяжестью. Оказалось, всё это время свекровь лишь хотела выиграть квартиру, а я стала её пешкой.
Алёна, ты чего улыбаешься? удивилась Светлана.
Ничего. Просто справедливость восторжествовала.
Светлана хмыкнула:
Ну да. Евдокия Ивановна теперь злая как черт. Говорят, Олег всё ещё живёт с ней, денег вечно не хватает. Жизнь, короче, не задалась.
Я допила чай и встала.
Светлана, пойдем в кафе? Хочу пирожное, шампанское, хороший кофе.
Празднуем что?
Праздную то, что жизнь бывает непредсказуемой.
Мы вышли из кафе и шли по улице. Я шла легко, почти летела. Возможно, я была плохим человеком, раз радовалась чужим неудачам. Но свекровь использовала меня, вытягивала силы, а потом бросала. Жизнь наказала её квартира досталась не ей. Сын остался, но счастья это не принесло.
**Урок, который я вынес из всего этого:** никому не позволяй становиться твоим инструментом в погоне за чужой выгодой; уважай себя так же, как ты уважаешь других.
