Тишина. Такая гробовая, что Алексей сначала не понял, что его разбудило. Ни будильник, ни хлопоты на кухне, ни шум из ванной. Ни чего, лишь гудение холодильника за стеной и отдалённый гул новосибирского тротуара за окном.
Он лежал и вслушивался в эту пустоту. Вчера ещё дом гудел жизнью: скрип досок под быстрыми шагами Любови, шелест страниц книги, которую она читала в креслекачалке, и даже назойливый скрежет когтей её кошки Мурки о ткань дивана. Теперь и кошка уехала с ней. Диван стоял пустой, как улица после новогодних фейерверков.
Первый порыв был схватить телефон и написать комунибудь: «Встречаемся в «Тройка», срочно!» Под виски вылить друзьям всю свою боль, горечь, злость. Рассказать, какая она Нет, даже думать об этом он запретил себе. Более низкий импульс подсказывал найти когонибудь, хоть бы на одну ночь, чтобы заполнить эту зияющую пустоту. Лёгкий путь к самоуничтожению, знакомый и соблазнительный.
Но вместо этого Алексей встал, прошёл на кухню и включил чайник. Пока вода закипала, его взгляд упал на полку в прихожей, где всё ещё лежала её любимая шерстяная шаль. «Топор в голове», вдруг вспомнил он статью, прочитанную неделю назад в разгар отчаяния.
«Итак, мужик, пришло время вытаскивать топор», мысленно произнёс он себе.
Он начал с малого. Собрал всё, что она не забрала: шаль, забытую книгу, сухую тушь, кружку с котиками. Всё аккуратно упаковал в картонную коробку и отнёс в подвал. Не стал бросать вещи в ярости, а просто упаковал их, как бы готовя вернуть позже без сцен и упрёков. Затем перестирал постельное бельё, проветривая аромат её духов. Удалил их совместные фотографии из телефона и прочистил «корзину». Каждый шаг был как снятие старой, грязной повязки с раны больно, но необходимо.
Следующим шагом стало время. Его стало так много, что оно давило на плечи, словно тяжёлый мешок. Время, которое раньше уходило на совместные ужины, походы в кино, бессмысленные, но такие милые разговоры о мелочах. Теперь его нужно было чемто заполнить. Не алкоголем и не жалостью к себе, а собой.
Он оформил абонемент в фитнесклуб «Атлетика». Первые тренировки были адом. Он выкладывался до тошноты, сжигая на тренажёрах всю злость, разочарование и боль. Капли пота на резиновом покрытии казались слёзами. Но с каждой неделей тело становилось сильнее, а разум спокойнее.
Записался на курсы японского, о которых они всегда мечтали, но всё откладывали. Теперь он ходил один. Сложные грамматические конструкции вытесняли навязчивые мысли о Любови. Поехал в Сочи, куда она не хотела ехать. Сидя вечером на пирсе, глядя на закат, он впервые за долгие месяцы ощутил лёгкую, светлую грусть и проблеск свободы.
Бывали и тяжёлые дни. Ночью его будили воспоминания: как она смеялась, запрокинув голову, или как они спорили о чёмто ерунде. Он их не гнал, а просто лежал и проживал боль, как советовала статья, позволяя ей накатывать и отливаться, словно волне. Иногда садился в «Газель», уезжал за город, забирался на пустой холм и кричал, что есть мочи. Кричал до хрипоты, пока внутри не воцарилась та самая, желанная тишина.
Однажды, разбирая старые бумаги, он нашёл их свадебную фотографию. Ожидал приступа тоски или гнева. Но вместо этого просто посмотрел на двух счастливых, ничего не подозревающих людей и подумал: «Да, это было. И было прекрасно. И всё закончилось».
Он не чувствовал ни злобы, ни желания вернуть всё назад. Было лишь лёгкое чувство ностальгии и понимание, что эта глава его жизни перевернута.
В тот вечер встретился с друзьями. Смех, новости, планы. Алексей вдруг заметил, что весь вечер не думал о Любови. Он был здесь и сейчас. Был собой. Целым. Пусть и со шрамом на душе, но уже зашитым.
Он посмотрел на своё отражение в витрине кафе: подтянутый, спокойный, с ясным взглядом. Такого себя он не видел давно. Возможно, никогда.
«Топор» был вытащен. Рана зажила. И он, наконец, был готов идти дальше, без груза прошлого, налегке. Его жизнь, о которой он всегда мечтал, только начиналась.
Вдруг резкий запах смрада ударил в нос. Алексей не успел понять, что происходит. Комната плыла, словно туман. Он лежал на старом диване, в пятнах неизвестного происхождения.
Он попытался сесть, и мир накренился. Голова раскалывалась. По телу разлилась ледяная волна ужаса.
Это был не тот светлый дом из его сна, а бомжатник. Пустые бутылки изпод водки и пива, как павшие солдаты, устилали пол. На столе дымилась пепельница, полная окурков. Вокруг валялась грязная одежда, а на экране телевизора крутилась заставка ночного ток-шоу.
С трудом поднявшись, он пополз в ванную, цепляясь за косяки. Яркий свет резал глаза. И тогда он увидел в зеркале на него смотрел незнакомый, небритый мужчина с помятыми чертами, глаза заплывшие, красные от стыда и пустоты. Это был он. Алексей.
Вся та ясность, та сила, которое он сегодня испытывал во сне, испарились, оставив лишь горькое, тошнотворное похмелье и ещё более жуткое душевное похмелье.
Всё было сном. Всё то, что он делал выбрасывать вещи, спортзал, японский, закат на пирсе было лишь хитрой уловкой мозга, чтобы убежать от невыносимой реальности. Побег, который, казалось, длится вечность, а на деле одну ночь.
Он потрогал своё лицо в отражении. Кожа сальная, щетина колет пальцы. Это было его настоящее: не успешный, подтянутый мужчина, а опустившийся человек, пытающийся утопить боль в дешёвом алкоголе и самообмане.
Тишина в квартире снова оглушила его. Но теперь это была не тишина начала новой жизни, а глухой тупик. Самый страшный звук в этой тишине тиканье часов, безжалостно отсчитывающих время, которое он тратит впустую.
Сон был не исцелением. Он был зеркалом, прижённым к настоящему лицу. Отражение было настолько отталкивающим, что захотелось закрыть глаза и убежать. Но куда бежать уже некуда.
Алексей стоял, смотрел на себя и был в шоке. От этого мужчины в замызганной футболке, от хаоса вокруг. Во рту неприятный привкус, в душе выжженная пустота. Сон был ярким, реальным а пробуждение жестоким.
Он поднял с пола первую попавшуюся пустую бутылку и силой бросил её в мусорный бак. Она с грохотом разбилась о край. Потом вторую. Третью. Он не кричал, не рыдал. Он молча, с каменным лицом, начал войну с тем бардаком, в который превратил свою жизнь.
Он собрал весь хлам, вынес мешки с бутылками и осколками. Открыл настежь окно, впустив в пропахший перегаром и тоской воздух. Заварил крепкий кофе, руки дрожали.
Подошёл к зеркалу снова. Взгляд был тот же уставший, больной. Но гдето в глубине заплывших глаз, как слабый лучик в мутной луже, теплилась искра. Не надежда, а ярость. Белая, холодная ярость на самого себя.
Он схватил телефон, пролистал контакты и нашёл номер своего одноклассника Ивана, который месяц назад обещал помочь как психолог. Тогда он записал номер, но не позвонил. Сейчас набрал.
Иван? голос его скрипел, как ржавая дверь. Мне нужна твоя помощь.
Он положил трубку, глубоко вдохнул. Путь, приснившийся ему, был миражом, но указал направление. Алексей понял: чтобы стать тем чистым и сильным человеком из сна, придётся пройти через этот ад. Не во сне, а в реальной жизни.
И первый шаг был не в фитнесклуб и не на курсы японского. Первый шаг был в душ. Смыть вчерашний день. Смыть этого небритого мужика с помятыми чертами. И начать. С самого начала. Завтра.
