**Дневниковая запись.**
Колёса вагона мерно отстукивали ритм долгожданного отдыха. Три месяца я копила на эту поездку, три месяца мечтала о море, о солёных брызгах на коже и закатах, не заслонённых городскими высотками. Купе пока было пустым, и я наслаждалась редкой роскошью побыть наедине со своими мыслями.
Аккуратно разложила на столике свои запасы: домашние котлеты в фольге, баночку солёных огурчиков, бутерброды с колбасой, яблоки, печенье и термос с крепким чаем. Всё это должно было хватить на долгий путь до моря. Представляла, как не спеша обедаю, глядя в окно на мелькающие пейзажи, как читаю книгу, потягивая чай из любимой кружки.
Поезд замедлил ход, приближаясь к очередной станции. Я даже не обратила внимания на шум в коридоре какая разница, когда впереди ждут море и две недели блаженного ничегонеделанья?
Но судьба, видимо, решила внести коррективы.
В купе ввалилось семейство: невысокий мужчина с растрёпанными волосами и пивным животом, его жена женщина крупного телосложения с громким голосом, и их сын, мальчик лет десяти, такой же крепкий, как мать. Они шумно расселись, переговариваясь и раскидывая вещи где попало.
Ну наконец-то! рявкнула женщина, плюхаясь на нижнюю полку. Думала, ноги отвалятся, пока чемоданы таскали!
Сама виновата, Галка! огрызнулся мужчина. Кто тебя просил столько хлама брать?
Это не хлам, а необходимое! возмутилась Галя.
Мальчик молча залез на свою полку и тут же принялся громко хрустеть чипсами.
Я старалась сохранять доброжелательность. В конце концов, люди тоже едут отдыхать, имеют право на эмоции. Может, успокоятся, и мы как-нибудь уживёмся.
Но мои надежды развеялись уже через полчаса.
Ой, а что это у вас такое вкусненькое? Галя жадно уставилась на мой стол. Мы тоже еду взяли, смотрите!
Она достала из сумки два варёных яйца и вялый огурец, бросила их рядом с моими аккуратно упакованными припасами.
Тоже на общий стол! торжественно объявила она, будто оказала мне великую услугу.
Внутри всё сжалось, но я ещё надеялась, что обойдётся.
Напрасно.
Мужчина, представившийся Виктором, без церемоний развернул мои котлеты и откусил.
Ого, домашние! пробормотал он с полным ртом. Вкусно!
Вить, дай и мне! протянула руку Галя.
Извините, попыталась остановить их, но это моя еда. Я готовила её на всю дорогу.
Они посмотрели на меня, будто я сказала что-то дикое.
Да что вы! возмутилась Галя. Как так можно? Вы же выставили еду на стол! Если на столе значит, угощаете попутников! Это же элементарная вежливость!
Мы тоже свою еду достали, добавил Виктор, указывая на жалкие два яйца. Угощайтесь, не стесняйтесь!
Тем временем мальчик полез грязной рукой в мою банку с огурцами.
Вкусные! заявил, жуя.
Волна возмущения накрыла меня с головой. Эти люди нагло пожирали мою еду, прикрываясь выдуманными правилами поездного этикета. И самое противное делали это с видом, будто это я должна благодарить их за такую «честь».
Послушайте, попыталась говорить твёрдо, я никого не угощала. Это моя еда, и я рассчитывала, что её хватит мне на всю дорогу.
Да бросьте! отмахнулась Галя, накладывая себе мою котлету. Не жадничайте! Видите же, у нас самих еды кот наплакал. Мы же не заставляем вас есть только наше!
Виктор тем временем доедал мои бутерброды, а мальчик демонстративно облизывал пальцы, выуживая из банки последние огурцы.
Они ели с таким аппетитом и наглостью, что обида подступила к горлу. Не из-за еды от полного бессилия перед человеческой наглостью.
Знаете что, проговорила я, стараясь скрыть дрожь в голосе, мне нужно выйти.
Идите, идите, великодушно разрешила Галя, не отрываясь от еды. Мы тут пока со столом разберёмся.
Я вышла в коридор и только тогда позволила себе расслабиться. Щёки медленно залились слезами не оттого, что теперь нечего есть, а от унижения и беспомощности. Стояла у окна, смотрела на мелькающие поля и не понимала, как люди могут быть такими бесцеремонными. Как можно так легко переступать чужие границы, а потом ещё и выставлять жертву скрягой?
Внутри боролись две эмоции: злость на этих наглецов и злость на себя за то, что не смогла дать отпор. Я всегда избегала конфликтов, но сейчас эта мягкость обернулась против меня.
Простите, но вы плачете?
Оборачиваюсь. Рядом стоит высокий молодой человек с внимательным взглядом и крепкой фигурой. В его глазах не любопытство, а искреннее участие.
Всё нормально, пытаюсь отмахнуться, вытирая слёзы.
Не похоже, мягко замечает он. Я Алексей. А вас как зовут?
Алина, отвечаю, удивляясь, что голос не дрожит.
Алина, я не настаиваю, но иногда помогает рассказать о проблеме постороннему. Что случилось?
Возможно, именно его доброта сломала мою защиту. Рассказала всё о долгожданном отпуске, о тщательно собранных запасах, о наглой семье, которая сожрала почти всю мою еду, прикрываясь выдуманными правилами.
Алексей слушал внимательно, иногда кивая. Когда я закончила, его лицо стало серьёзным.
Понятно, сказал он. Какое у вас купе?
Седьмое, ответила, не понимая, к чему он клонит.
Подождите тут пару минут, попросил Алексей и направился к моему купе.
Я осталась у окна, не зная, что думать. Что он собирается делать? О чём говорить с моими попутчиками? Внутри зашевелилась тревога вдруг только усугубит ситуацию?
Из купе доносились приглушённые голоса. Сначала громко говорила Галя, потом Виктор, затем наступила тишина, которую нарушал только ровный, спокойный голос Алексея. Слов разобрать не могла, но интонации были твёрдыми, почти официальными.
Ч
