Ну, слушай, вот тебе переделанная история, как я её вижу по-нашему, по-русски.
— У нас теперь двое детей. Нашёл их в лесу, под старым дубом. Будем растить как своих, — голос у Дмитрия был глухим, будто из-под земли.
Мария замерла у плиты. Из кастрюли валил пар, застилая окно. За запотевшим стеклом она разглядела фигуру мужа с двумя свёртками в руках.
— Чего сказал? — медленно поставила кружку. — Какие ещё дети?
Дверь распахнулась. Дмитрий вошёл на кухню, растрёпанный, в куртке, осыпанной сосновыми иголками. В руках он держал двух мальчиков, закутанных в старый плед. Один крепко сжимал потрёпанного плюшевого мишку, второй спал.
— Сидели под дубом, будто ждали кого-то, — прошептал Дмитрий, опускаясь на стул. — Вокруг никого. Только следы взрослых — вели к болоту.
Мария подошла ближе. Один из мальчиков открыл глаза — тёмные, ясные. Лоб горячий, но взгляд осмысленный.
— Что ты наделал, Дима? — выдохнула она.
В спальне послышался шорох. Шестилетняя Люба, их дочь, вышла в коридор, протирая глаза. — Мам, кто это?
— Это… — Мария запнулась.
— Это Егор и Никита, — твёрдо сказал Дмитрий. — Теперь они с нами.
Люба подошла ближе, осторожно вытянула шею. — Можно их обнять?
Мария кивнула. Слова застряли в горле.
Дни потекли вереницей забот. Мальчики оказались младше Любы — лет по три-четыре. Боялись громких звуков, не ели мясо, Никита прятался за печкой, а Егор плакал во сне.
— Надо в опеку сообщить, — сказала фельдшерица Татьяна Петровна, осматривавшая детей. — Может, их ищут.
— Их никто не ищет, — резко ответил Дмитрий. — Следы вели к болоту. Этого достаточно.
— Люди судачат, Дима. Зачем тебе лишние рты? У тебя же есть… — Она взглянула на Марию.
— Хватит, — голос Марии стал острым, как нож. — У нас есть что?
— Вы не в Сочи живёте, — буркнула Татьяна, отворачиваясь.
По ночам Мария стояла у окна. В темноте качались верхушки берёз. В детской спали трое: Люба обнимала мальчиков, будто защищая.
— Не спишь? — Дмитрий обнял жену сзади.
— Вспоминаю.
Он понял, о чём. Пять лет назад, переехав в этот дом на опушке, они потеряли ребёнка. Быстро, почти незаметно. Больше детей не было.
— Если ты смог их поднять, — Мария обернулась к мужу, — значит, я не могу их отпустить.
Он ничего не ответил. Смотрел в сторону леса, где под дубом началась их новая история.
Через неделю мальчики перестали прятаться. Егор научил Любу лепить куличи из песка. Никита гладил дворового пса.
— Прямо твои, — усмехалась соседка. — Особенно этот, с ямочкой. Вылитый ты.
Дмитрий молчал. Но вечером сел с детьми и начал рассказывать сказку. Голос его был тихим, как шуршание листьев.
Дом наполнился шумом, хлопотами, но и жизнью.
Прошло шесть лет. Осень раскрасила лес золотом. Дом оплел хмель, у бани вырос куст калины.
— Опять дразнят, — швырнул рюкзак Егор. — Говорят, мы ненастоящие.
— Дать в глаз? — обернулась Люба.
— Никита дал. А потом сидел под берёзой до темноты.
Дмитрий вошёл, стряхивая дождь с куртки. — Опять драка?
— Ваньку Смирнова побил, — кивнул Егор. — Сказал, у нас фамилии нет.
Дмитрий промолчал. Каждое утро он возил детей через лес в школу. Зимой вытаскивали машину из сугробов, весной буксовали в грязи.
— Школа закаляет, — тихо сказал он.
— Это не закалка, а издевательство, — вступила Мария. — Больно смотреть.
Никита зашёл последним, с синяками на скулах.
— Я больше не буду, — прошептал.
— Будешь, — Дмитрий положил руку ему на голову. — Если обижают — защищайся.
Вечером пошли в лес. Под моросящим дождём, по знакомым тропам.
— Видишь кольца на пне? — показал Дмитрий. — Каждый год — одно. А кора защищает. Без неё дерево погибнет.
— Я — кора? — спросил Никита.
— Мы все — кора. И корни. Держим друг друга.
Дома Мария заплетала Любе косу.
— Мам, ты их сразу полюбила?
— Нет. Сначала — страх. Потом тревога. А потом поняла: они всегда были наши. Просто родились не у нас.
— Я боялась, что вы меня разлюбите, — прошептала девочка. — Теперь без них — как без руки.
Люба стала отличницей. Егор — мечтатель, рисовал целые миры. Никита — золотые руки.
— У вас необычная семья, — сказала учительница. — Но крепкая.
— Лес научил, — ответила Мария.
Дмитрий построил в лесу шалаш. Там дети учились читать следы, слушать ветер. Завели «день тишины» — без слов, только жесты.
Однажды в сундуке Мария нашла фото: молодой Дмитрий с другом. Подпись: «Коля. Лето в Бережках». Вечером пришло письмо. От Анны Соболевой.
«Сын отошёл в мир иной. Сердце подвело, но стыд был сильнее. Дети — его. Мать их давно в могиле. Родных нет. Я больна. Он знал, что ты их не бросишь… Прости, что молчала. Нужно было время».
— Коля Соболев, — тихо сказал Дмитрий. — Работали вместе. Думал, он сгинул.
— Он отец? — спросила Мария.
Он кивнул. Не заметили, как скрипнула половица. Люба стояла, прикрыв рот. За ней — два мальчика.
— У нас был другой отец? — спросил Егор.
— У вас был тот, кто вас любил, — ответил Дмитрий. — Но вы — мои. С того дуба.
Никита взял фото. — Это он?
— Да. Коля. Мой друг.
— У меня его нос, — прошептал Никита. — А у Егора — брови.
— Это ничего не меняет, — твёрдо сказала Люба. — Мы семья.
УтромДети выросли, разъехались по городам, но каждое лето возвращались к тому самому дубу, где когда-то началась их история.
