Перестала общаться с родителями — и наконец почувствовала, что дышу полной грудью.
Долго хранила это в себе. Не из стыда, а из страха осуждения. Ведь как же так — отречься от родных, перестать звонить, будто они чужие. Но я решилась. Потому что больше не больно. И лишь тогда, когда поставила точку в этих отношениях, я осознала, что по-настоящему живу.
Меня зовут Светлана. Родом я из Иркутска. Семья вроде бы обычная: мать, отец, я. Детство… счастливым его не назовёшь. Не потому, что нас били или не кормили — холодильник был полный, школа бесплатная, игрушки тоже были. Но душа ребёнка оставалась пустой.
Всё началось с отцовской выпивки. Сначала — по праздникам. Потом — по пятницам. А затем — просто потому, что день не задался. Бутылка за бутылкой. И каждый вечер дом превращался в поле боя. Отец мог валяться в прихожей, еле дыша, а мать просто шагала через него, бросая мне на ходу: «Не мешай. Иди в комнату». Она не обнимала, не спрашивала, как дела. Не говорила, что всё наладится. Она просто выживала рядом с ним — и втянула меня в эту войну.
Я рано поняла: просить любви — бессмысленно. Ссадины мазала йодом сама, в поликлинику ходила одна, с уроками разбиралась без помощи. Когда получила первую грамоту — никто не пришёл. На последний звонок позвала отца. Он пообещал. Но не пришёл. Сказал, что «дела». Я стояла во дворе школы и смотрела, как другие папы снимают дочек на камеру, дарят розы. А мой даже не вспомнил.
После этого я перестала звать их куда-либо. Ни на защиту диплома. Ни на регистрацию брака. Ни на мою первую выставку, когда наконец начала зарабатывать искусством.
Но самое страшное случилось позже. Когда я привела в дом своего парня, отец был пьян и устроил сцену. «Он тебе не ровня», — сказал он. Грубо. Унижая и его, и меня. Тогда я осознала: для него я не человек. Я — пустое место. Даже не дочь. Просто помеха.
Я уехала. Сняла каморку на окраине. Денег не хватало. Иногда — даже на хлеб. Но дышалось легче, чем дома. Тишина без криков. Одиночество — без упрёков. Свобода — без страха.
Но жизнь — штука сложная. Развод, пандемия, безработица. И мне пришлось вернуться в тот же дом, в тот же ад, где ничего не изменилось. Мать с вечно усталыми глазами. Отец, игнорирующий карантин, шатающийся по друзьям, а потом валяющийся в коридоре. Однажды я не выдержала — толкнула его, потому что больше не могла терпеть. Он обрушился на меня. Мать орала. Вся злоба за годы вырвалась наружу, будто я во всём виновата. Что живу. Что вернулась. Что осмелилась быть несчастной рядом с их великим «терпением».
Когда я снова собрала вещи, дала себе слово — хватит.
Теперь у меня новая семья. Муж. Работа. Живём в Екатеринбурге, в маленькой, но тёплой квартире. Я не жду от жизни многого. Лишь покой, уважение и тепло. Всё это мне было незнакомо в детстве. Теперь я создаю это сама.
Родители звонят. Редко. Раз в пару месяцев. Разговор на минуту. Сухо: «Как ты?», «Живём», «Ну ладно». И знаете… я не чувствую вины. Не тоскую. Не хочу назад.
Это не злоба. Не месть. Это спасение. Я столько лет тащила этот груз, что когда сбросила — не сразу привыкла к лёгкости. Я не обязана быть дочерью ценой своей жизни. Не обязана любить тех, кто меня не любил. Не обязана прощать.
Если вы читаете это и узнаёте себя — знайте: вы не одна. Вы не должны терпеть. Порой оборвать — не жестокость, а единственный способ выжить.
Я перестала общаться с родителями. И впервые стала собой.
