Сегодня вечером, глядя на закат за окном, я вдруг осознала – хватит. Мне шестьдесят восемь, и как же это странно – столько лет прожито, а внутри будто пусто. Не покой, не мудрость, а только усталость. Глубокая, въевшаяся в кости. Я больше не хочу быть спасательным кругом для всех, кроме себя.
Всю жизнь я отдавала. Сначала – родителям, потом мужу, потом дочери и внукам. Свои мечты откладывала: «Вот Леночка школу закончит…», «Вот на пенсию выйду…». И вот он, этот момент. Только почему-то «моё время» так и не наступило. Для всех я по-прежнему «баба Катя, которая всегда подставит плечо».
Проработала бухгалтером в районной поликлинике тридцать лет. Ненавидела каждую цифру в отчёте – не потому что не умела, а потому что грезила совсем другим. Мне снились акварельные закаты над Волгой, тихие утра в деревянном доме под Кострому, где вместо грохота машин – шепот берёз за окном. Но вместо этого – вечные декларации, кричащий телефон и дочь: «Мама, срочно нужны пять тысяч на кружок!», «Мама, забери Ваню из садика, у нас совещание!»
И я помогала. Отдавала половину пенсии – «ну ведь у Димы зарплату задержали». Сидела с внуками, хотя спина уже не гнулась. Варила борщи, гладила рубашки, бежала через весь город с градусником – «бабушка, у Саши температура!» И всё это – с любовью. Потому что семья. Потому что «так должно быть».
А потом – будто пелена упала. Проснулась однажды утром и поняла: больше не могу. Сказала Лене, что больше не буду работать. Что хочу, наконец, дышать для себя. Её лицо… Будто я нож в спину вонзила. Не кричала, нет. Но в глазах – холод.
«Значит, денег не будет?» – выдавила она.
«У тебя муж, – ответила. – Я своё уже отдала. Теперь моя очередь».
С тех пор звонит редко. А вчера пришла – «Мама, я на подработку устроилась, ты же дома, посиди с детьми». Просидела два дня. На третий – скандал: «Почему суп холодный?! Почему игрушки не убраны?!»
И я сказала – хватит. Я не бесплатная няня. Не подушка безопасности. Я – живой человек. Теперь гуляю в Измайловском парке, пью чай с брусничным вареньем, перечитываю «Доктора Живаго», который копила «на потом» двадцать лет. Иногда встречаюсь с подругами – такими же «уставшими бабушками». Мы молчим. Смеёмся. Живём.
А Лена… Пусть учится. Пусть злится. Моё сердце больше не дойная корова. Оно, оказывается, ещё умеет биться – не для кого-то. Для себя.
Это не эгоизм. Это – по совести. Никто не обязан отдавать себя до последнего вздоха. Даже мать. Даже бабушка.
Если эти строки – про вас… Дышите. Хотя бы сейчас. Вы заслужили.
