Дети моего супруга ненавидят меня лютой ненавистью. Так было изначально, и, казалось, так останется навеки. Но жизнь распорядилась иначе — муж, увидев их жестокость, встал на мою защиту и преподал им урок, перевернувший всё с ног на голову. Этот урок заставил их сникнуть, извиниться и робко протянуть веточку мира.
Мой муж, Виктор Сергеевич — отец троих взрослых детей, каждому за двадцать. Когда мы встретились в тихом посёлке под Тверью, он напоминал призрак — прошло лишь полтора года после смерти супруги. Став отцом слишком рано, он остался один на один с потерей и тремя подростками. Наше знакомство было случайным, и лишь через год он решился представить меня семье. С первого взгляда стало ясно: меня здесь не ждали. Чужая, лишняя, словно сорная трава на ухоженной клумбе.
Мне 57, Виктору — 47. Десятилетняя разница в возрасте стала для его детей камнем преткновения. Мы знали друг друга восемь лет, три из которых были помолвкой. Все эти годы я пыталась наладить контакт, но каждый жест встречался ледяным молчанием или колкими намёками. Переехала я к Виктору лишь после того, как его отпрыски разъехались. Но редкие визиты превращались в пытку — постоянные сравнения с покойной матерью, язвительные шутки, намёки, что я — временная замена.
Когда Виктор сделал предложение, их ненависть вспыхнула с новой силой. Они шептались за спиной, отпускали «случайные» оскорбления, но я молчала, не желая обострять конфликт. Понимала, через какие муки прошла эта семья, особенно Виктор, в одиночку тянувший лямку между работой и домом. Он вкалывал сутками, брал подряды на заводе, лишь бы дети ни в чём не знали нужды — даже повзрослев, они продолжали жить на его деньги, будто пытаясь заполнить бездну, оставленную матерью.
Месяц назад мы расписались. Свадьба прошла тихо, в загсе, без лишних глаз. Дети Виктора не пришли — сослались на «неотложные дела». Мы не расстроились: этот день был для нас двоих. Сбережённые средства вложили в мечту — медовый месяц в Крыму. Наш рай: виноградники, тёплое море, шикарная вилла под Алуштой.
Но на третий день в дверь постучали. Все трое — Артём, Ольга и Светлана — стояли на пороге с сладкими улыбками. «Пап, мы соскучились!» — хором запели они. Затем Ольга, целуя меня в щёку, прошептала: «Думала, от нас сбежишь?» Я онемела, но промолчала. Показали им дом, накрыли стол, старались сохранить видимость приличия. Но их план был грязнее грязи.
Сердце упало, когда Артём, ухмыляясь, бросил: «Эй, бабка под шестьдесят! Не стыдно воровать чужого отца? Эта вилла тебе не по чину. Освобождайте комнаты, а сами валите в ту каморку у причала!» Руки задрожали, но я выдавила: «Не губите наш с отцом праздник. Дайте нам немного счастья». Светлана фыркнула: «Счастья? Ты его не заслужила! Ни папу, ни этот дом! Сматывайся!»
Грохот разбитой вазы оглушил комнату. В дверях стоял Виктор, белый от ярости, сжимая подоконник до хруста. «ВЫ СОВСЕМ ОХРЕНЕЛИ?!» — рёв его сотряс стены. Дети остолбенели, будто глиняные идолы. «Я отдал вам всё! Кровь из носу вкалывал, а вы? Плюёте в душу моей жене НА НАШЕМ МЕДОВОМ МЕСЯЦЕ?!»
Они залепетали, но он перебил: «Молчать! Хватит терпеть вашу наглость! Думал, слепой? Не видел, как травите Галину?» Выдернул телефон, набрал номер. Через пять минут подъехала охрана курорта. «Проводите их. Больше они здесь не гости», — бросил Виктор стальным тоном. Они кричали, цеплялись за косяки, но их увели — лица белее мела. «Больше ни шага в мою жизнь, пока не научитесь уважать нас обоих!» — прогремело им вдогонку.
В тот же день Виктор отозвал все их доверенности и заморозил счета. Годы они купались в золоте, а теперь остались с тремя тысячами рублей на всех. «Пора на своих ногах стоять. Жизнь — не малина», — сказал он, глядя в окно.
Следующие полгода стали для них адом. Без папиных миллионов пришлось искать работу, считать копейки, учиться жить по средствам. Но время лечит — однажды вечером раздался звонок. Трое, сдавленными голосами: «Пап… Прости. Мы осознали… Можно начать заново?» Виктор взглянул на меня, и я увидела дрожь в его глазах. «Можно, — прошептал он. — Всегда можно».
Так, шаг за шагом, они вернулись. Железная воля Виктора спасла наш медовый месяц и выжгла из детей яд высокомерия. Дорога к миру была тернистой, но теперь в их взглядах я вижу не злобу, а стыдливую надежду. И ради этого стоило пройти через все слёзы.
