Капля воды падала с крана прямо на засохшую яичницу — тик-тик-тик.
Алина замерла у раковины, сжимая в руке губку. Вчерашняя сковородка смотрела на нее укоризненно, облепленная желтыми подтеками и крошками хлеба. Рядом громоздилась тарелка с размазанным маслом, чашка с коричневым ободком от кофе, нож, липкий от варенья.
Сергей уже укатил на работу в своей потрепанной «Ладе», оставив после завтрака привычный беспорядок. Все это терпеливо ждало ее рук, как ждало каждое утро последние три года.
«Опять», — мелькнуло у Алины в голове, и она машинально открыла кран. Горячая вода зашипела, взбивая пену на дне сковородки. Она намылила губку и принялась за работу.
Три месяца назад она впервые попросила Сергея помочь с посудой. Он тогда так удивленно поднял брови, будто она предложила ему расписать купол храма Христа Спасителя.
— Линка, да что там сложного, — отмахнулся он, не отрываясь от телевизора, где шли спортивные новости. — Пять минут — и готово.
Пять минут. Каждое утро. Каждый вечер. Алина скребла сковородку, мысленно считая: за год эти «пустяки» складываются в тридцать часов. В целую рабочую неделю над раковиной.
Сковородка не поддавалась сразу. Засохший жир приходилось отдирать с усилием, скребком, терпением. Желток въелся в покрытие, оставив желтые разводы. Алина терла упрямые пятна и вспоминала вчерашний вечер: как Сергей развалился на диване с телефоном, листая соцсети, пока она в одиночестве разгребала последствия их ужина.
— Сереж, — осторожно позвала она, стараясь не упрекать, — может, свою тарелку сам помоешь?
Он даже не поднял глаз. Палец механически листал ленту — мемы, новости, смешные ролики.
— Сейчас… — пробормотал рассеянно. — Ты же видишь, какой у меня день выдался.
День. У него всегда был «какой-то день». Проекты горели, клиенты доставали, начальство давило.
А у нее что — отпуск? Она тоже работала — пусть в маленькой конторе, пусть не за большие деньги, но восемь часов в день, как все.
Алина поставила чистую сковородку в сушилку и взялась за чашку. Кофейная гуща размокла, превратившись в бурую жижу. Она терла фарфор, думая, почему ее так задевает эта мелочь.
Дело не в самой посуде — что там, десять минут. А в том, что Сергей просто не видел ее труда. Для него грязные тарелки исчезали сами, а чистые появлялись в шкафу по волшебству.
Как белье из машинки превращалось в выглаженные рубашки. Как продукты в холодильнике становились ужином. Как пыль исчезала с мебели без следа.
В его мире быт существовал сам по себе — как свет в лампочке или вода из крана. Нажал выключатель — есть свет. Пришел домой — чисто, пахнет едой, все на месте.
— Мне нужна помощь, — сказала она неделю спустя, когда он оставил в раковине не тарелку, а целую кастрюлю от борща. Трехлитровую, эмалированную, с присохшими к стенкам остатками. — Не подарками, не деньгами. Просто… замечай, что я делаю.
Сергей оторвался от ноутбука с искренним недоумением.
— Ну что тут такого? Минутное дело! У меня проект горит, а ты из-за какой-то кастрюли…
Минутное. Алина смотрела на него и понимала: он действительно так думал. Не врал, не притворялся.
В его расчетах тарелка мылась за минуту: сполоснул — тридцать секунд, поте— Давай договоримся, — сказал Сергей, вытирая вспотевший лоб, — я больше не буду делать вид, что не вижу грязной посуды.