Сегодня вновь одолевают тязыненные думы о будущем. Мой сын Игорь женился десять лет назад, и с тех пор они с женой Ларисой и дочкой Полиной ютятся в однокомнатной хрущёвке. Семь лет назад Игорь купил участок под Москвой и начал по кирпичикам возводить дом. Сперва было затишье — копили деньги. Потом появился забор и фундамент. Затем снова пауза — не хватало средств. Так и шло: медленно, с трудностями, но он не отступал.
За эти годы успели возвести лишь первый этаж. Мечтают о просторном двухэтажном доме, где будет место и для меня. Сын всегда говорил мне: «Мама, у тебя тут будет своя комната». Ради стройки они даже поменяли двойку на однушку в Мытищах, а разницу вложили в стройку. Но сейчас им тесно, особенно с подростком.
Каждый их визит превращается в разговор о доме. Рассуждают, где будет кухня, как проведут отопление, какой сделают потолок. Я слушаю, а сердце сжимается. Ни слова о моих делах, здоровье — только стены, окна, плитку выбирают.
Однажды я напрямик спросила:
— Значит, продавать мою квартиру?
Они оживились, стали расписывать, как заживём вместе. Но я смотрела на Ларису и понимала — с ней под одной крышей мне не ужиться. Она меня терпеть не может, а я еле сдерживаюсь, чтобы не наговорить лишнего.
Но сердце болит за Игоря. Он старается, бьётся. Одному ему не поднять — если не помочь, лет десять ещё тянуть будет. Хочу облегчить ему жизнь. Но главное-то я спросила:
— А где я буду жить?
Ответ не заставил ждать. Невестка, любительница «гениальных» решений, выдала:
— У вас же домик в СНТ, вот и поживёте там. Тишина, воздух, никто не побеспокоит.
Домик есть. Старая щелястая дачка под Серпуховом. Без отопления. Летом — да, можно на пару дней приехать, яблок нарвать. Но зимой? Дрова колоть? В сортир по снегу? Да у меня давление скачет, ноги отказывают. Я и летом туда одна боюсь ехать, а они предлагают мне зимовать!
Я пробовала объяснить:
— Там холодно, удобства во дворе, ни горячей воды, ни газа.
А в ответ:
— В деревнях же как-то живут, и ничего.
Вот так. Даже не предложили пожить у них, пока дом достроят. Не сказали, что рядом будут. Только: «Продавайте квартиру — стройка встала!»
А недавно подслушала, как Лариса с матерью по телефону обсуждала:
— Пусть к соседу Николаю переедет, им вместе будет веселее. А квартиру быстрее продадим, пока не передумала.
У меня ноги подкосились. Вот оно как. Уже и решение приняли. А я-то думала, хоть комнату мне оставят… А они — к соседу, и ключи им в руки.
Я иногда заглядываю к Николаю. Он вдовец, живёт один. Пьём чай, вспоминаем молодость. Но жить с ним? Да ещё и не по своей воле? Это унижение.
Сижу и думаю: может, и правда продать квартиру? Вложить деньги в дом, помочь сыну. А вдруг он потом не забудет меня?
Но стоит взглянуть на невестку, вспомнить её слова — и страх накатывает: а если после выгонят? Опять отправят на дачу с благодарностью?
Мне скоро семьдесят. Не хочу оказаться беспомощной старухой, которую пинают из угла в угол. Не хочу замерзать в старой даче с мышами под одеялом. И не хочу быть обузой для Игоря и его жены.
Я просто хочу спокойной старости. В своём доме. В своей постели. Где всё привычно. Где не страшно закрыть глаза.
Я мать. Но я тоже человек.
