**Дневник Нины**
Вечер подкрался незаметно. В нашей квартире, где я жила с мужем Алексеем и свекровью Людмилой Фёдоровной, обычно царила тишина. Но сегодня всё пошло наперекосяк с самого утра. Двухлетний Максим капризничал, Людмила Фёдоровна сыпала замечаниями, будто горохом, а я чувствовала себя выжатой, как лимон. Я старалась изо всех сил: готовила любимые блюда свекрови, вытирала пыль, заботилась о сыне. Но угодить ей было невозможно.
Нина, опять полотенца сложила не так! ворчала Людмила Фёдоровна, заглядывая в ванную. Сколько раз повторять уголком к себе, а не наружу!
Или:
Ты что, ребёнка заморозить решила? На улице дует, а ты его в лёгкую кофту одела!
Я молча сжимала кулаки. Не спорила, терпела, надеялась, что со временем свекровь смягчится. Алексей, когда напряжение нарастало, отмалчивался. Если я пыталась пожаловаться, он отмахивался:
Да ладно, Нина, мама пожилая, нервная. Не обращай внимания.
Я готовила сюрприз к нашей годовщине. Заказала торт в кондитерской, купила Алексею кожаный ремень, о котором он давно говорил. Мечтала о тихом вечере втроём с Максимом, разумеется.
В день праздника, когда ужин был почти готов, а сын наконец уснул, свекровь устроила сцену. На этот раз из-за супа якобы я его пересолила.
Это же невозможно есть! кричала Людмила Фёдоровна, стуча ложкой по тарелке. Ты хочешь нас в могилу свести? Нина, да ты и готовить-то не умеешь!
Я стояла у плиты, сжимая половник. Годовщина, торт, сюрприз всё рушилось. Я взглянула на Алексея. Он сидел, уткнувшись в тарелку. Я ждала, что он хоть слово скажет в мою защиту. Но он молчал.
Алексей прошептала я.
Он встал, вышел в коридор. Я последовала за ним.
Мама права, сказал он, не глядя на меня. Ты вечно всё делаешь не так.
У меня перехватило дыхание. Это было последней каплей.
Ты вообще слышишь себя? голос дрогнул. У нас сегодня годовщина! Я старалась, готовила А твоя мать
Алексей резко повернулся. В его глазах не было злости только усталость и пустота.
Не нравится моя мать уходи.
Он произнёс это так буднично, словно предлагал вынести мусор. Потом развернулся и ушёл. Ужин был испорчен. Праздник тоже.
Я сидела на кровати, обнимая спящего Максима. Слёзы высохли, оставив на щеках солёные следы. Он сказал «уходи». Неужели серьёзно? Это же наш дом. Наша семья. Я не верила, что он готов так просто нас отпустить.
Прошёл день. Другой. Алексей не извинялся. Вёл себя холодно, отстранённо. Приходил с работы, молча ел, уходил в комнату. С Максимом играл без прежней радости.
Когда я попыталась заговорить, он отрезал:
Мама обижена. Извинись перед ней тогда, может, простит.
В его словах не было примирения. Только ультиматум. Я наконец поняла: это не мой дом. Здесь я гостья, которую терпят, пока она удобна.
Я сняла однокомнатную квартиру неподалёку. Вещи вывозила тихо, без скандалов. Алексей был на работе. Когда он вернулся, в квартире не осталось следов нас с Максимом. На кухне лежала записка:
«Ты сказал я сделала. Чтобы тебе было легче».
И внизу: «Максим со мной».
Он позвонил через неделю.
Когда вернёшься? голос дрогнул.
Зачем? Ты сам сказал уйти.
Но я не думал, что ты
А я подумала. И решила. Ради тебя. И ради нас.
Она положила трубку.
Прошли месяцы. Алексей остался с матерью. Квартира, которую он хотел освободить от «напряжения», стала тихой. Слишком тихой.
Теперь придирки Людмилы Фёдоровны обрушивались на него.
Алексей, не сутулься за столом!
Почему чашку не на салфетку поставил?
Что ты копаешься с едой? Я уже убрала!
То, что раньше доставалось мне, теперь стало его жизнью.
Иногда он видел нас с Максимом в парке. Я выглядела спокойной. Без криков, без борьбы. Просто ушла, как он и просил.
Он остался хозяином в своём доме. Но там не было ни смеха, ни тепла. Только тишина. И его мать.
Это и стало его наказанием.
