Я не могу его бросить. Он приносит столько хлопот… и столько нежности.
Я не могу оставить его одного надолго. Не потому что он нахулиганит или устроит беспорядок — просто он слишком грустит. Грустит так сильно, что либо отказывается от еды, либо начинает рыть ямы у забора, будто хочет прорыть туннель ко мне. А когда яма становится достаточно глубокой, чтобы спрятать сокровища, он закапывает туда мои вещи — тапки, зарядку, очки — и сторожит, как будто это самое дорогое, что у него есть.
У него эпилепсия. С рождения. Он живёт с этим всю жизнь. И я вместе с ним. Уже десять лет каждое утро и вечер даю ему таблетки. Нет, он их не любит. Ни в каком виде. Ни в фарше, ни в колбасе, ни даже в самом вкусном кусочке. Поэтому мне приходится садиться рядом, брать его морду в руки, класть таблетку на корень языка и ждать, пока он проглотит. Он смотрит на меня понимающе, будто соглашается, но потом, сделав вид, что всё в порядке, уходит в другую комнату и незаметно выплёвывает таблетку под диван. Возвращается с виноватым взглядом: прости, опять не получилось.
Во время приступов он тянется лизнуть мне руку, словно хочет сказать: «Извини, что не могу тебя защитить». Я вижу, как он старается, как борется со своим телом, как хочет оставаться сильным в моих глазах — и сердце сжимает.
Он ворчит, почти неслышно, если кто-то из домашних повышает на меня голос. Его преданность не знает границ. А если я валюсь с ног после смены, он ложится рядом и не отходит, даже когда зовут на улицу.
Его шерсть везде. Даже после идеальной уборки она появляется в самых неожиданных местах — на кофте, в тарелке, на подушке. Но я уже привыкла. Это его шерсть. Она как напоминание, что он здесь, что я ему нужна.
Он забавно просится на руки. И я бросаю все дела, сажусь на пол, обнимаю его, кладу голову на его спину. Поднять сорок килограммов чистой любви не получится, но прижать к себе — обязательно.
С ним нужно много гулять. Очень много. Даже если я еле стою на ногах, всё равно беру поводок и иду. Потому что он ждёт. Потому что для него это не просто прогулка — это время, когда мы вместе, и этого достаточно.
Он не говорит, не спорит, не даёт советов. Не приносит деньги и не помогает по дому. Не вкручивает лампочки и не рассуждает о политике. Он просто рядом. Молча. С верой, с преданностью, которую не каждый человек способен понять.
Он просто есть. Со своим мокрым носом, добрыми глазами, тяжёлым вздохом, когда я ухожу. И с безудержной радостью, когда возвращаюсь. Его любовь — ни за что. Просто так. Без условий. Без требований.
И когда хочется плакать, когда всё кажется бессмысленным, я смотрю на его морду. Его глаза спрашивают: «Ты в порядке?» — и я понимаю, что не одна. У меня есть он.
«Если подобрать бездомную собаку, накормить и приласкать, она не предаст. Вот в чём разница между собакой и человеком» — когда-то написал Марк Твен. Теперь я точно знаю, о чём он.
Я не могу его оставить. Потому что без него жизнь была бы тише… но и беднее.