**Дневник.**
Она уже месяц как на грани. Обиженная, злая, одинокая. Замкнулась в себе после того, как бросил очередной молодой ухажёр. А верила же, что этот — «последний», что наконец-то будет «настоящее счастье».
Мне 26, а её зовут Ирина, ей 44. Биологически — она моя мать. Но по факту мы чужие люди. Замуж она выскочила рано — в 19, за моего отца. Через год родилась я — «нежеланная», как она потом любила повторять. Развелись почти сразу, и с тех пор отца она клеймила «бездельником» и «лузером».
Ирония? Этот «лузер» уже больше двадцати лет в крепком браке. Свой бизнес, коттедж под Москвой, две квартиры в центре да ещё и домик в Сочи. Именно он подарил мне жильё на свадьбу — там мы теперь с мужем и живём.
Меня растила бабушка — отец потом забрал меня в свою новую семью. И знаете что? Я там никогда не чувствовала себя лишней. Мачеха — золото, для меня она стала настоящей мамой. А Ирину я с детства звала по имени. И не просто так.
Мне было девять, когда она взяла меня в Сочи — «отдохнуть, как мама с дочкой». Я тогда спросила: «Мама, можно на море?» В ответ — крик на весь отель:
— Никогда не называй меня матерью! Ты меня старишь! Говори Ирина, ты поняла?!
Поняла. Больше с ней никуда не ездила. Её интересовали мужики, салоны красоты, тусовки. А я оставалась с бабушкой, потом — с отцом. И слава Богу.
У Ирины за эти годы было шестеро мужей. Между ними — бесконечные романы, гулянки, нарощенные ресницы и искусственные улыбки. Работала в элитном спа-салоне в Москве. Колола всё, что можно: ботокс, филлеры, нити. Лицо уже не выражало эмоций, а она твердила: «Я ещё молода, ещё могу!»
Последний её «принц» — парень на два года младше меня. Ваня, тощий, с татухами, работал в кальянной.
— Доченька, знакомься. Это Ваня. Мы поженимся. У нас серьёзные чувства, — сияла она, будто школьница перед выпускным.
Я остолбенела. Потом тихо выдохнула:
— Ирина… я беременна. Ты скоро станешь бабушкой.
Ваня засуетился, начал наливать шампанское, орать «ура!», а мать побледнела. Молча схватила сумку, хлопнула дверью и исчезла.
Через неделю она ворвалась в слёзах, с перекошенным лицом:
— Это ты виновата! Он меня бросил! Ты всё испортила своим «бабушка»! Я не собираюсь стареть! Мне всего 37! Я ещё хочу жить, а ты меня в могилу гонишь со своими детьми!
Я не верила ушам. Женщина, родившая меня, назвала мою беременность предательством. А напоследок бросила:
— У меня нет дочери. Не будет ни внуков, ни правнуков. Забудь, что я существовала.
И ушла.
А мы поехали к настоящей семье — к бабушке с дедом. Они обняли, расплакались. Тут же обсуждали, как назовём малыша, кто будет водить на прогулки, кто вязать пинетки. Вот они — моя опора, моя защита, моё настоящее.
А Ирина? Пусть гоняется за вечной молодостью. Но однажды она проснётся в пустой квартире, в чужом теле, глядя в зеркало, где её отражения уже давно нет. И, может, тогда поймёт, что на самом деле потеряла.
**Вывод:** Семья — не та, кто родил, а та, кто любил.
