— Всё будет хорошо, сынок…
— Ваня, это я… мама, — послышался в трубке тихий голос.
Иван всегда раздражался, когда она так говорила. Будто он её голос не узнаёт. Сколько раз объяснял — на экране высвечивается имя, он видит, кто звонит. Но у матери был старый кнопочный телефон. Он купил ей новый, с интернетом, камерой, но она отказалась.
— Не нужен мне этот ваш… телепорт. Оставь себе, Ванюша. Или отдай Марфе, её дочь такие штуки не покупает.
Марфа обрадовалась подарку, быстро разобралась. Иван не просто так подарил — чтобы, если что случится с матерью, соседка сразу позвонила ему. И заранее внёс свой номер.
— Мам, ну я же вижу, что ты звонишь, — усмехнулся он. — Всё нормально?
— Сынок, я в больнице…
В груди резко сжалось.
— Что случилось?! Давление? Сердце? — затараторил он, хватая куртку.
— Завтра операцию… Грыжа защемилась. Больно, Ваня…
— Почему сразу не позвонила?! Мама, я сейчас выезжаю, заберу тебя в Москву! Здесь врачи — лучшие, клиники… Откажись от операции, слышишь?!
— Не переживай… Ты же помнишь Леонида Ильича? Он хороший врач…
— Мам, я еду! До моего приезда ничего не делай! — Он почти кричал, потому что голос её становился всё тише.
— Не волнуйся… Всё будет хорошо… Люблю тебя, сынок… — В трубке — короткие гудки.
Иван взглянул на экран. 23:47. Второй раз в жизни мать звонила так поздно. Первый — когда отец умер.
Он тут же набрал её номер. Нет ответа. Ещё раз. Тишина.
За окном — мокрый снег. До райцентра ехать пять часов, в такую погоду — все семь. Но если сейчас сорваться, успеет до утра. Иван выключил ноутбук, схватил зарядку, уже на выходе вспомнил мамину примету: «Забыл что-то — посмотрись в зеркало, выходя».
Отражение в прихожей: осунувшееся лицо, тёмные круги под глазами.
— Она сказала, что всё будет хорошо… Ни разу не обманывала…
Двигатель заурчал. Иван не стал звонить Марфе — в деревне в это время все спят. Но почему не позвонила она?! Ведь договаривались!
Грыжа у матери давно, но она отмахивалась:
— То огород, то Марфа простудилась — не бросишь же…
А сам? Работа, дела… В прошлый раз был полгода назад.
В темноте дорога сливалась в чёрную ленту. Веки тяжелели. Очнулся от того, что колёса заскрежетали по обочине. Включил радио на полную громкость, орал песни, щипал себя за руку.
Больница — ветхий кирпичный барак. Светились два окна.
Дверь открыла сонная медсестра.
— Приём с восьми…
— Моя мать… Клавдия Семёновна Белова. Ей сегодня операция…
Та замерла, потом кивнула:
— Заходи.
Холл: облупленные стены, скрипучий стул, топчан с потрёпанной клеёнкой. Через десять минут вошёл врач. Иван узнал его — в детстве тот лечил ему ангину.
— Леонид Ильич?
— Дело в том… — врач опустил глаза. — Клавдия Семёновна умерла вчера.
— Как?! Она же звонила мне ночью! Говорила, операция сегодня!
— Операцию сделали… поздно. Умерла вечером.
Иван достал телефон. В исходящих — пусто.
— Санитарка, принесите вещи Беловой, — врач вздохнул. — Вам к ней? Не советую…
На улице — хлопья мокрого снега. В машине Иван сжал руль так, что пальцы побелели.
Как она могла позвонить?!
В деревне Марфа, увидев его, запричитала:
— Ванюш, прости! Я «скорую» уговаривала вызвать — не позволила! Упрямая! Федька на своей «копейке» довёз… Говорит, всю дорогу стонала…
— Почему не позвонила мне?! — голос сорвался.
— Она запретила! Велела не тревожить…
Дом встретил холодом. На столе — чугунок с остывшей греч. Иван ел, и слёзы капали прямо в кашу…
Ночью приснилась мать.
— Всё хорошо, сынок…
— Мама! — он проснулся в поту.
Утром в больнице она лежала в гробу — будто вИ когда он наклонился, чтобы попрощаться, ему показалось, что уголки её губ дрогнули в лёгкой, прощающей улыбке.
