Катя случайно наткнулась на него в подземном переходе у вокзала в Екатеринбурге, где воздух пах сыростью, дешёвыми чебуреками и звуками уличных музыкантов. Он стоял у облезлой стены с гитарой в руках, пел негромко — будто про себя, но голос его пробивал сквозь шум толпы. Пел так, как поёт человек, которому уже не страшно быть забытым. И она узнала его сразу.
Голос из прошлого.
Тот самый, от которого когда-то учащённо билось сердце, ночи казались бесконечными, а надежда горела, как свеча в её пустой комнате. Голос, который она годами пыталась заглушить, но он всё равно жил где-то в глубине памяти — слишком чёткий, слишком болезненный.
Максим.
На нём была та же потрёпанная чёрная куртка, верная спутница его скитаний. Волосы длиннее, щетина гуще, а в глазах всё та же искра — будто он вечно в движении, вечно на полпути к чему-то необъяснимому. Она застыла, порылась в кошельке, бросила мелочь в футляр гитары. Монеты звякнули, будто эхо их прошлого.
Он не сразу поднял глаза. А когда встретил её взгляд — лишь кивнул, будто они расстались вчера, будто годы ничего не изменили.
— Привет, — сказал он тихо. — Ты не изменилась.
— А ты совсем другой.
— Жизнь, — он пожал плечами, и в этом жесте читалась вся его история. — Кому-то оставляет лицо, кому-то — только песни.
— А тебе что досталось?
— Дорога. Да пару песен, которые никому не нужны.
Он усмехнулся, но в его глазах не было былой дерзости, той, что когда-то сбивала её с ног. В мелодии, которую он допевал, звучали мотивы о поездах, разлуках и домах, в которые не вернуться.
— Ты всё ещё поёшь? — спросила она, хотя знала ответ.
— Теперь только пою, — в его голосе появилась лёгкость, которой раньше не было. — Так честнее. Никто не ждёт, что я стану кем-то другим.
— И тебе хватает?
— Теперь — да. Раньше я бежал за чем-то большим. А теперь просто живу.
Они замолчали. Мимо шла толпа, город гудел, не зная, что когда-то их связывало что-то хрупкое. Что она ждала его у подъезда, писала письма, которые он не читал, звонила в пустоту. Что он исчез без слов, будто её и не существовало.
— Я тогда не мог по-другому, — пробормотал он, глядя в сторону. — Не оправдываюсь. Просто… я был разбит.
— А теперь?
Он провёл пальцем по струнам, они отозвались тихим звоном — как отголосок чего-то далёкого.
— Теперь я хотя бы пою. И не бегу. Это уже что-то, да?
Она кивнула. Внутри что-то дрогнуло — не боль, не обида, а что-то лёгкое, почти невесомое. Будто старая песня зазвучала снова, но уже не рану трогала, а просто напомнила.
— Мне пора, — сказала она. — Меня ждут.
Он не стал удерживать. Только спросил шёпотом:
— Может, чай? Просто так. Как раньше. Без прошлого.
Она посмотрела на него — на этот переход, на гитару, на глаза, в которых всё ещё бродил ветер дорог. Он всегда был таким — где-то на полпути, даже когда был рядом.
— Не сегодня, Максим, — ответила она. — Спасибо. Я больше не пью “просто чай”. Он всегда оказывается чем-то большим.
И пошла. Шаг за шагом, твёрже. Не оглядываясь. Словно оставляла позади не его, а ту себя, что годами ждала, надеялась, верила.
Впереди — дела, встречи, работа, тихий вечер с книгой. Жизнь, которая не останавливается. Которая идёт вперёд — без оглядки.
Иногда люди возвращаются. Не чтобы остаться. А чтобы напомнить: ты уже ушла. И это было правильным.
Она ушла. И впервые почувствовала себя свободной.
