— Мама, я больше не выдержу этой жизни, — Ольга стояла у окна, глядя на хмурое небо, затянутое свинцовыми тучами.
— Что значит не выдержу? Двадцать три года терпела, а теперь вдруг не можешь? — Галина Степановна всплеснула руками, её лицо исказилось от негодования. — Ты совсем рехнулась? О чём ты вообще думаешь?
Ольга горько усмехнулась. О чём она думает? О бесконечных ночах, когда ждала мужа с “важных переговоров”. О презрительных усмешках за ужином. О том, как он называл её “заезженной клячей” при друзьях, а потом отмахивался — мол, шутка, не понимаешь что ли?
— Я думаю о том, что хочу жить для себя, — тихо ответила она.
— Для себя? — мать фыркнула. — А обо мне кто подумает? На мою пенсию — хлеб да соль! Слава нас обеих содержит, между прочим!
Ольга почувствовала, как в горле застрял ком. Так всегда — стоит заикнуться о себе, мать тут же предъявляет счёт. Долг, обязанности, вина — вечные цепи, которые она тащит через всю жизнь.
— Я устроилась на работу. Бухгалтером в небольшой фирме.
— Что?! — Галина Степановна опустилась на стул, хватаясь за сердце. — Так вот зачем ты на курсы бегала? Готовилась? Тайком?!
— Я не обязана…
— Обязана! — мать закричала. — Я тебя растила, здоровье теряла! А теперь ты всё рушишь?! Из-за какой-то блажи?!
В прихожей хлопнула дверь — вернулся Слава. Его тяжёлые шаги отдавались в тишине, как приговор. Ольга сжала кулаки, чувствуя, как ногти впиваются в ладони.
— О чём у нас тут разгорелся спор? — его голос, как всегда, лился мёдом, стоило появиться свидетелям. — Галина Степановна, вы так орёте, что в соседнем доме слышно.
— Твоя жена совсем с катушек! — мать тут же переключилась на зятя. — Говорит, работу нашла, разводиться собирается!
Слава медленно повернулся к Ольге. В его глазах мелькнуло что-то холодное, змеиное.
— Да ну? — протянул он. — И давно ты такие планы строишь, дорогая?
Ольга почувствовала, как по спине пробежали мурашки. Этот тон она знала слишком хорошо — сладкий, как яд.
— Не строила. Решила, — её голос прозвучал твёрже, чем она ожидала.
— Решила она! — мать снова всплеснула руками. — Слава, ну скажи ей что-нибудь! Видать, климакс в голову ударил!
— Мама, хватит! — Ольга резко обернулась. — Мне пятьдесят три, но я не сумасшедшая! Я просто больше не хочу…
— Чего же ты не хочешь, любимая? — Слава шагнул ближе, его улыбка не дошла до глаз. — Может, тебе наша трёшка не нравится? Или иномарку сменить хочешь? Или бриллиантиков не хватало?
— Хватит врать! — Ольга отступила к окну. — Ты прекрасно знаешь, о чём я.
— А, понятно! — встряла Галина Степановна. — Ты про ту молоденькую, что в его офисе сидит? Да ерунда! У всех мужиков бабы на стороне! Терпи, как мы все терпели!
Ольге показалось, что внутри что-то оборвалось. Вот оно — “терпи”. Сколько раз она слышала это слово? Терпи, когда унижают. Терпи, когда изменяют. Терпи, потому что “так положено”, потому что “а что люди скажут?”, потому что “о матери подумай”.
— Знаешь что, солнышко, — Слава развалился в кресле, закинув ногу на ногу, — давай начистоту. Ты же понимаешь, что без меня пропадёшь? Кому ты в твоём возрасте нужна?
— Да, именно это ты мне годами твердил, — Ольга вдруг рассмеялась, и её смех заставил мать вздрогнуть. — Что я никто, что я ничего не стою, что должна благодарить за каждый твой взгляд.
— Доченька, — мать потянулась к ней, — не драматизируй…
— Нет, мама, — Ольга мягко, но твёрдо отстранилась. — Впервые за годы я вижу всё ясно. Я ухожу.
— Никуда ты не уйдёшь, — прошипел Слава, мгновенно сбросив маску добродушия. — Ты забыла, на кого записана квартира? И кто платит за твою мать?
— Ну вот, наконец-то правда, — Ольга почувствовала странное спокойствие. — Спасибо, что при маме сорвался.
— Оленька, родная, — Галина Степановна схватилась за сердце, — ты же не бросишь меня? Куда ты пойдёшь?
— Я сняла квартиру. Неделю назад.
— Что?! — в унисон ахнули мать и муж.
— Да, вот так. Маленькую, на окраине. Зато свою.
Слава расхохотался:
— И на что ты её будешь содержать? На копейки бухгалтерши?
— Я не “бухгалтерша”, — тихо ответила Ольга. — Я прошла курсы с отличием. И меня взяли сразу на хорошую ставку.
— Предательница! — вдруг вскрикнула мать. — Я тебя растила не для того, чтобы ты по съёмным углам шлялась! Что люди подумают?
— Люди, люди… — Ольга покачала головой. — Всю жизнь ты волновалась, что скажут люди. А что чувствую я — тебя не интересовало.
Она направилась в спальню, достала заранее упакованную сумку. Слава перегородил дверь:
— Стоять! Никуда ты не уйдёшь!
— Отойди, — голос Ольги стал стальным. — Я подаю на развод. И не вздумай мне угрожать — у меня есть записи твоих “милых” разговоров. Думаешь, твоим партнёрам понравится скандал?
Слава побледнел. Она никогда не видела его таким растерянным.
— Ты… блефуешь.
— Проверь, — Ольга улыбнулась. — Двадцать девять лет я молчала. Собирала по крупицам твои “подвиги”. Думал, я слепая? Нет, дорогой. Я просто ждала, когда дети вырастут.
— Дети! — встрепенулась Галина Степановна. — Вот именно! Что они скажут? Опозоришь всю семью!
— Они знают, мама. Я поговорила с ними на прошлой неделе. Знаешь, что сказала Дашенька? “Мама, я так рада, что ты наконец решилась”.
В комнате повисла гробовая тишина. Галина Степановна опустилась в кресло, беззвучно шевеля губами. Слава стоялИ тогда Ольга взяла сумку, взглянула в глаза матери, сказала: “Я всё равно тебя люблю” — и шагнула в новую жизнь, зная, что впереди будет нелегко, но она больше не боится.