Марья Ивановна уже надела ночную рубашку и косила волосы, когда резко зазвонил телефон. Пронзительный звон разорвал тишину квартиры, заставив её вздрогнуть. На часах показывало половину десятого.
— Алло? — В ответ молчание. — Алло, кто звонит?
— Мама? — Голос звучал еле слышно, будто звонящий боялся, что его подслушают.
— Светочка? Что случилось? Ты ведь знаешь, как я не люблю поздние звонки! — Марья Ивановна опустилась на край кровати, сжимая трубку. — У тебя всё в порядке?
— Да… То есть нет… Мам, можно я к тебе приеду? Сейчас же?
В голосе дочери прозвучала такая тревога, что у Марьи Ивановны ёкнуло сердце. Светлана всегда справлялась сама, гордилась своей независимостью.
— Конечно, приезжай. Что-то случилось?
— Потом расскажу. Уже выхожу.
Звук отбоя. Марья Ивановна стояла с трубкой в руке, затем положила её и пошла ставить чайник. Света жила в соседнем районе, сорок минут на автобусе, если пробок нет. Значит, через час она будет здесь.
Женщина достала из серванта парадные чашки — те, что для гостей, нарезала лимон, выложила на тарелку печенье. Руки слегка дрожали — гложущее предчувствие не отпускало.
Света появилась раньше ожидаемого. Когда Марья Ивановна открыла дверь, дочь стояла на пороге с заплаканными глазами и растрёпанными волосами. В руке зажата спортивная сумка.
— Ой, доченька моя… — Марья Ивановна обняла Свету, почувствовав, как та дрожит. — Заходи же скорее. Чай заварился.
Уселись на кухне. Светлана молча отпивала чай, украдкой утирая слезы. Мать ждала, не решаясь выспрашивать. Дочь расскажет, когда будет готова.
— Он меня бьет, мама, — наконец выдохнула Светлана так тихо, что едва можно было расслышать. — Уже не в первый раз.
Марья Ивановна поставила чашку: внутри всё похолодело.
— Как бьет? Дмитрий? Да не может быть!
— А я что, вру? — Светлана резко подняла голову. Под глазом темнел синяк, плохо скрытый косметикой. — Полюбуйся!
— Боже мой… — Марья Ивановна потянулась к дочери, но та отстранилась.
— Не надо жалеть! Сама виновата, напросилась. Думала, после свадьбы он другой станет, остепенится… Дура я, мать, дура!
— Почему раньше не призналась? Мы же…
— А что бы ты сделала? — Светлана горько усмехнулась. — Стала бы уговаривать потерпеть, семью сохранить, ради детей. Ты же всегда твердила: замуж выходят раз и навсегда.
Марья Ивановна опустила глаза. Действительно, так она считала. Сама прожила с отцом Светы сорок лет, пусть было очень тяжело. Терпела его запои, грубость, безразличие. Считала это нормой.
— А дети?
— У его матери. Сказала им, что к бабушке загляну ненадолго. — Светлана вытерла слезы рукавом. — Не хочу, чтобы они такое видели. Машеньке только семь, а Павлик… он уже догадывается, что дома плохо. Вчера спросил, почему папа на маму кричит.
— А ты что ответила?
— Что папа устал. — Света сжала кулаки. — Научилась врать детям. Похвально?
Марья Ивановна встала, подошла к окну. За стеклом моросил дождь, фонари желтыми бликами отражались в лужах. Как часто и сама она стояла здесь, когда муж не приходил домой ночами или валился пьяным и злым. Сколько раз хотела уйти, но оставалась. Ради дочери, как казалось.
— А он где теперь?
— Дома. Спит. Накатил и отключился. — Света судорожно вздохнула. — Мам, больше так не могу. Не хочу, чтобы дети росли среди этого кошмара. Помнишь, как я тряслась, когда папа пьяным приходил? Забивалась в шкаф и молилась, чтобы он не орал.
— Твой отец никогда руку на нас не поднимал!
— Зато кричал так, что соседи стучали. А ты всё прощала. Я тогда думала, что так у всех. — Светлана посмотрела матери в глаза. — Не хочу, чтобы Маша выросла с убеждением, что мужику можно позволять себя унижать.
Марья Ивановна вернулась к столу, села напротив дочери.
— Но он же не всегда такой. Помню первые годы ваши… Он тебя любит…
— Мама! — Света ударила кулаком по столу. — Это не любовь! Любящий мужик не поднимет руку на бабу! Никогда! Ни за что!
— А если ты сама
Прильнув к теплой чашке, Марина Петровна прислушивалась к ровному дыханию дочери в соседней комнате, и в тишине предрассветных часов созрело тихое, как росток, понимание, что настоящая семья начинается не с терпения, а с умения защитить своих близких любой ценой, даже если это значит сломать старые правила.
