«Бракованный» отец
Сколько я себя помню, у нас с мамой был один и тот же день сурка. Утром она уходила на работу — подметала улицы нашего района в Твери. К обеду возвращалась с пластиковой бутылкой «Беленькой» в руке. К восьми вечера уже спала — уставшая, пьяная, посапывая за закрытой дверью своей комнаты.
Хорошо хоть комнаты у нас раздельные. Я могла хоть как-то делать уроки в тишине.
Бывали дни, когда мама не пила. Тогда мы вместе убирались, пекли блины, смеялись. Я жила ради таких моментов. Мне казалось: если я буду вести себя хорошо, мама захочет, чтобы таких дней стало больше. Но наступало утро — и снова бутылка, молчание, пустые глаза.
Когда мне было три года, всё было иначе. Мама работала в магазине, а папа водил троллейбус. Помню лето: мы гуляли в парке, жара такая, что асфальт мягкий, и папа купил нам эскимо. Его мороженое упало — и тут же его слизала огромная дворняга. Мы смеялись до слёз. Мама тогда отдала ему свой стаканчик.
А потом всё закончилось. К нам пришёл чужой мужчина и сказал: папа погиб. У троллейбуса отказали тормоза, и он, спасая людей, вырулил в откос, приняв удар на себя.
После этого мама сломалась. Стала пить. Потеряла работу. Устроилась дворником. Жизнь превратилась в борьбу за существование.
Когда мне стукнуло четырнадцать, появился он — дядя Витя. Красивый, трезвый. Я не понимала, что он нашёл в маме — хоть она ещё и выглядела сносно, стройная, лицо не до конца опухшее. Потом выяснилось: ему просто негде было жить.
Но его появление подействовало на маму как лекарство — она почти перестала пить, готовила, улыбалась. Заботы от него было мало, но он хотя бы не буянил и не бил нас. Уже хорошо.
Через полгода мама сказала, что ждёт ребёнка. И почему-то решение, оставлять или нет, переложила на меня. Я тогда так обрадовалась. Надеялась, что малыш окончательно вернёт её к жизни. Мечтала, как буду качать коляску, как появится сестрёнка. Была уверена — будет девочка.
Мама слушала меня с блеском в глазах. А дядя Витя вроде бы обрадовался. Сказал, что «всю жизнь детей хотел».
Но через пару недель он изменился. Стал мрачным, замкнутым. Денег на еду оставлял всё меньше, домой приходил поздно. Мама витала в мечтах и ничего не замечала. А мне было страшно.
Настало время, когда маму увезли в роддом. Прошло два часа, и дядя Витя позвонил в больницу.
— Алло, как там Петрова? Уже? Мальчик? Ладно. Что? — голос его оборвался, лицо перекосилось. Он выключил телефон. Сел молча.
— Что с мамой? — я вцепилась в его рукав. — Говори же!
Он посмотрел на меня с каким-то странным безразличием и пробормотал:
— Твоя мать родила урода. Мальчик неполноценный. Мне такое не надо. Я и так задержался. У меня другая есть — не пьяница бездомная, а нормальная, с квартирой, с деньгами. Без «бракованных» детей. Передай своей мамаше, чтоб на меня не надеялась.
Он встал и спокойно стал собирать вещи. А я стояла и смотрела, как всё рушится.
— Ты… ты сволочь! — вырвалось у меня. — Это твой ребёнок! Что мы теперь будем делать?! Ты не можешь нас просто бросить!
Он усмехнулся. Глянул на меня гадко:
— А ты симпатичная, когда злишься. Только мелкая ещё…
Я отпрянула и, дрожа, захлопнула дверь в комнату. Через час хлопнула входная. Он ушёл.
Это была самая тёмная ночь в моей жизни. Я рыдала в подушку, представляя, как мама узнаёт о предательстве. Виноватой чувствовала себя я — это я уговорила её оставить ребёнка.
Прошло девять лет. Я выросла, вышла замуж. Моя двухлетняя Дашенька играла в зале. А Лиза — та самая сестрёнка — подросла, стала умной, весёлой девочкой. Мы жили в тепле и заботе.
В то воскресное утро раздался звонок. Даша и Лиза наперегонки бросились открывать. Я хотела крикнуть: «Спросите, кто там!» — но не успела.
На пороге стоял небритый, сгорбленный мужик в потрёпанной куртке.
— Таня дома? — хрипло спросил он.
Я всмотрелась и едва узнала — дядя Витя. Только теперь — старый, опустившийся, никому не нужный.
— Я подумал… Это ведь мой сын. Я… решил вернуться. Всё же отец… где Таня? Опять пьёт?
Я смотрела на него холодно.
— Тани здесь нет. И сына у тебя нет. В роддоме тогда перепутали — тебе сказали про чужую. Мама родила девочку. Здоровую. Красивую. Вот, кстати, Лиза, — я кивнула на сестру. — Ну что, Лизка, нужен тебе такой «папа»?
Лиза передёрнула плечами, будто от холода. И спокойно ответила:
— У меня уже есть папа. Папа Серёжа. Самый лучший и самый настоящий.
Она взяла Дашу за руку и ушла в комнату.
— Слышал? — тихо сказала я. — Ты думал, твоё бегство нас сломает? А вышло наоборот. Мама не запила. Она за Лизой ухаживала, воспряла. Потом встретила Серёжу — хорошего человека. Они живут рядом. И да, он стал нам настоящим отцом.
— Кать, кто там? — донёсся из кухни.
— Никто, родной. Просто… никто, — крикнула я в ответ.
И в тот момент, выпрямившись и выпроваживая его за дверь, я вдруг почувствовала: стало легче. За девять лет я всё ещё ждала, что он появится. А теперь — поставила точку. И больше никакой тьмы в нашем доме не будет.
