Любовь сквозь обиду
Татьяна Игоревна стояла у окна и смотрела, как её соседка Алевтина развешивает бельё во дворе. Каждое движение женщины казалось ей наигранно плавным – будто Леля специально растягивала время, чтобы покрасоваться перед чужими окнами.
“Опять эта лиса вырядилась”, – прошептала Татьяна Игоревна, сжимая край занавески. “Наверное, думает, что все на неё заглядываются.”
Алевтина Владимировна между тем расправляла на верёвке простыни, тихонько напевая. Она была на два года младше Татьяны Игоревны, но выглядела свежее своих шестидесяти. Волосы всегда аккуратно уложены, юбки отглажены, туфли блестят. И эта её манера держать спину прямо – будто аршин проглотила – выводила Татьяну Игоревну из себя.
Они жили в соседних квартирах уже четверть века, и все эти годы между ними тлела непонятная вражда. Всё началось с пустяка: Алевтина как-то заметила, что Татьяна Игоревна неправильно сажает георгины у подъезда. Попыталась подсказать. Та восприняла это как наглость.
“Я сама знаю, что делаю!” – огрызнулась она тогда. “Не лезьте в чужие дела!”
“Я просто хотела помочь”, – растерялась Алевтина. “У бабушки в деревне такие росли – загляденье!”
“Мне ваша помощь не нужна!” – отрезала Татьяна Игоревна и демонстративно отвернулась.
С тех пор они лишь формально кивали друг другу, а чаще делали вид, что не замечают. Татьяна Игоревна во всём видела подвох: если Алевтина покупала новую шаль – значит, хвасталась; если пекла ватрушки, запах которых шёл по всему подъезду – явно назло старалась.
“Мама, ну что ты к ней придираешься?” – спрашивала дочь Ирина, когда приезжала. “Нормальная же соседка.”
“Ты её не знаешь”, – хмуро отвечала Татьяна Игоревна. “Она только с виду такая правильная, а на самом деле… Помнишь, как у Михеевых попугая увела?”
“Мам, они же его на балконе в клетке держали! Она взяла, чтобы птица не замёрзла. Это же доброта!”
“Конечно, конечно! Всё она делает правильно, белая и пушистая!” – Татьяна Игоревна хлопнула дверцей шкафа.
Алевтина Владимировна страдала не меньше. Она искренне не понимала причин неприязни. Пыталась наладить отношения – носила блинчики, предлагала помочь донести сумки. Но Татьяна Игоревна каждый раз отталкивала её.
“Спасибо, не надо”, – отвечала она ледяным тоом. “Сама справлюсь.”
Блинчики даже не брала, говорила, что печенье не ест. Хотя Алевтина видела, как та покупает в магазине торты.
“Не понимаю я её”, – вздыхала Алевтина в разговоре с подругой. “Вроде и не делала ей ничего плохого, а она меня как прокажённую стороной обходит.”
Однажды зимой Алевтина поскользнулась у подъезда. Продукты рассыпались, колено распухло. В этот момент вышла Татьяна Игоревна. Первая мысль была: “Пускай валяется”. Но тут же устыдилась.
“Давайте вставайте”, – протянула она руку. “Осторожнее.”
Алевтина с благодарностью ухватилась за помощь.
“Спасибо вам”, – прошептала она. “Кажется, сильно ушиблась.”
“Сначала продукты соберём”, – Татьяна Игоревна молча подняла рассыпанную крупу. “Дома йод есть?”
“Кажется, да.”
“Йодом смажьте, а потом лёд приложите.”
Когда они поднялись, Татьяна Игоревна всю ночь вспоминала Алевтинины глаза – удивлённые и благодарные. Будто та не ожидала от неё помощи.
“А чего она ожидала?” – думала она, заваривая чай. “Что я пройду мимо?”
Утром, услышав, как Алевтина с трудом спускается по лестнице, Татьяна Игоревна выглянула в коридор.
“Нога болит?”
“Да, но терпимо. Спасибо за вчерашнее.”
“Пустяки. Слушайте, а вы в магазин? Я всё равно иду – могу купить что надо.”
Алевтина растерянно протянула список и деньги. Татьяна Игоревна лишь махнула рукой: “Какие деньги? Молоко, хлеб, сметана – понятно.”
Когда она вернулась, Алевтина встретила её с пирогом.
“Это вам. Вчера испекла – с вишней.”
“Мне не…” – начала было Татьяна Игоревна, но поймала себя. “То есть… спасибо. Люблю с вишней.”
Алевтина неожиданно предложила чай. Татьяна Игоревна хотела отказаться, но что-то заставило её согласиться.
В квартире было уютно: на подоконниках герань, на стенах вышивка. За чаем они разговорились – оказалось, обе вдовы, обе одиноки.
С тех дня вражда поутихла. Не стала дружбой – слишком много лет обиды – но лед тронулся.
Однажды весной Татьяна Игоревна копала грядку у подъезда. Старые георгины не взошли.
“Может, попробуете бархатцы?” – раздался знакомый голос. Алевтина стояла с пакетиком семян.
“Они неприхотливые. У тётки в деревне цвели до снега.”
“А вы не думаете, что я их загублю?” – в голосе Татьяны Игоревны прозвучала старая обида.
“Да что вы! У вас пальцы золотые – помню, как вы рассаду выращивали.”
“Правда золотые?”
“Конечно! Всегда завидовала вашему терпению.”
Татьяна Игоревна взяла семена. “Может, вместе посадим?”
Работая в земле, они разговорились. Оказалось, обе считали друг друга высокомерными: Татьяна Игоревна – что Алевтина смотрит свысока, та – что соседка её презирает.
“Какие же мы дуры”, – засмеялась Татьяна Игоревна. “Столько лет недопонимания из-за ерунды.”
“Зато теперь знаем”, – улыбнулась Алевтина.
Бархатцы цвели до поздней осени. А две женщины, посадившие их, теперь каждый день встречались у клумбы, вспоминая, как чуть не прошли мимо настоящей дружбы из-за глупых обид.
Ведь часто за маской неприязни скрывается простое одиночество. И стоит лишь протянуть руку – и жизнь расцветает, как эти осенние цветы.
