Артём запоздало сообразил, что стоит на табурете с верёвкой в руках, и его положение выглядит двусмысленно.
Он сидел на кровати в одних трусах, спустив ноги на пол. Опять почудилось, что мать зовёт его.
— Артём, сынок… Артём…
Почти каждую ночь он просыпался от её голоса. Знал, что это невозможно — она умерла три недели назад. Но всё равно садился, прислушивался, ждал.
Последние полгода она не поднималась с постели. Артём работал удалённо, чтобы быть рядом. Пробовал нанять сиделку, но та через три дня исчезла, прихватив деньги и мамины золотые серёжки. Больше он не рисковал.
Работая за ноутбуком, постоянно прислушивался, бросался к ней по первому шороху. Уставал так, что засыпал прямо за клавиатурой. В ту ночь он снова услышал её голос, вскочил, забежал в комнату — но она уже не дышала. Он рыдал, просил прощения за то, что вместе с горем почувствовал облегчение. Отмучилась. Теперь он свободен.
Но три недели одиночества не принесли радости — только пустоту.
Мать всегда была бойкой, моложавой. Напевала за глажкой или уборкой. Казалось, так будет всегда. Артём не мог представить, что она станет угасать.
Спать больше не хотелось. Он глянул на часы — шесть утра. За окном — серый рассвет, тусклый и безжизненный. Этот же сумрак заполз и в комнату, выхолостил все краски. Тишина. Тягостный покой.
Артёму казалось, он и сам стал серым, неживым. Он встал, оделся и подошёл к двери в её комнату. Заходил туда лишь раз — когда выбирал платье для похорон. Резко распахнул дверь. В нос ударил знакомый запах — лекарства, боль, тление. Не глядя на смятую постедь, подошёл к окну, дёрнул штору, распахнул створки.
В комнату ворвался свежий воздух, смешанный с шумом просыпающегося города. И странное дело — комната ожила, краски стали ярче. Артём почувствовал прилив сил. Сорвал постель, скинул на пол халат, висевший на стуле, будто мама вот-вот наденет его. Набралась куча. Он затолкал всё в стиральную машину.
Вернулся с мусорным ведром, смахнул в него пузырьки с таблетками, стакан, из которого поил мать. Застелил кровать, вытер пыль, вымыл пол. Комната не стала уютнее, но дышать стало легче. Вдохновлённый, он убрал всю квартиру.
Глядя на результат, удовлетворённо подошёл к окну, пока закипал чайник. Солнце, словно зарядившись его энергией, прорвало серость. Вдали заблестела полоска чистого неба. На душе полегчало.
Холодильник был пуст. Артём не помнил, когда ел в последний раз. Мать могла питаться только протёртыми супами. Готовить себе отдельно ему было лень — ел то же, что и она. Потом доедал остатки с поминок. Но сейчас в холодильнике стояла лишь полупустая банка с огурцами, покрытая плесенью, и прокисшее молоко. Всё отправилось в мусор.
Выпил крепкий кофе, но от него затошнило. Накинул куртку, сунул в карбан карту и вышел. По пути зашёл в магазин, купил хлеб, молоко, макароны, колбасу, яблоки… Хотел взять больше, но сдержался.
Дома сварил макароны, жадно съел два бутерброда. Услышал, что стирка закончилась.
Вещи не помещались на верёвке в ванной. Балкона не было. Артём почесал затылок — оставалось натянуть верёвку в комнате. Нашёл моток в тумбочке, где мать хранила “нужные мелочи”.
Не к месту вспомнил Алину. Девушка, с которой встречался два года. Мать свадьбу одобряла, но Артём тянул. Сам не понимал почему. Любил, но её присутствие быстро утомляло. Алина постоянно говорила о свадьбе, строила планы. Возможно, это и бесило — её расчетливость.
Мать говорила: “Не женишься сейчас — не женишься никогда”. Он сдался. Но тут она заболела, и Алина сама отложила свадьбу. Кому охота возиться с больной свекровью?
Сначала приходила, помогала. Потом звонила всё реже. Потом замолчала совсем. А ему и звонить было некогда.
После похорон Артём ей позвонил. Она выразила формальные соболезнования, но не пришла. Он не жалел.
Артём осмотрелся. Один конец верёвки привязал к трубе, другой — к гвоздю, вбитому в дверной косяк. Влез на табурет, стал крепить.
“Выдержит ли верёвка мой вес?” — мелькнуло в голове. Он даже опустил руки.
Вдруг в тамбуре застучали каблуки. В соседней квартире недавно поселилась девушка. Он видел её мельком. До этого там жили старики, уехавшие в деревню.
Каблуки замерли у его двери. Артём стоял на табурете, прислушивался. Дверь приоткрылась, и в проёме появилась стройная девушка. Она уставилась на него широко раскрытыми глазами.
Только теперь он осознал, как выглядит: стоит с верёвкой, неухоженный, осунувшийся.
— У вас дверь не заперта, — сказала она. — Извините, но… можно попросить о помощи?
Артём спрыгнул, подошёл. Она отступила.
— Что случилось? — хрипло спросил он.
— Кажется, потеряла ключи, — пробормотала девушка, роясь в сумке.
Артём покосился на неё. Как она открыла тамбур без ключа? Или он сам забыл закрыть?
— Нет, — вздохнула она. — Как теперь попасть домой?
— Вызовите слесаря, — буркнул Артём.
— Сегодня же воскресенье.
Воскресенье? Он и правда сбился со счёта дней.
— Ладно, попробую открыть. — Он порылся в тумбочке, достал отвёртки и принялся ковырять замок.
За спиной чувствовал её взгляд. Обернулся.
— Стоять будете? Идите в квартиру, кофе ещё тёплый.
Она замялась, но ушла. Через час он вскрыл дверь. Девушка поблагодарила сухо, но не уходила.
— Можно покурить?
— Курите, — Артём распахнул окно.
Она достала сигареты. Он услышал лёгкий звон ключей в сумке. “Думает, я неудачник, решивший покончить с собой”, — понял он, но промолчал.
Вдруг вспОни засмеялись одновременно, и в этот момент Артём понял, что жизнь, которая ещё утром казалась бессмысленной, вдруг обрела новые краски — и он больше не хочет её отпускать.
