Света училась в университете и, как большинство студентов, подрабатывала по ночам. Материальной помощи от матери ждать не приходилось, а на одну стипендию в Москве было не прожить.
После летней сессии она на три недели уехала к маме в деревню. Возвращалась отдохнувшая, с сумками, набитыми домашними соленьями, вареньем и свежими овощами.
На привокзальной площади она вышла из автобуса, едва таща тяжелую поклажу. Добрела до остановки маршрутки и с облегчением опустила сумку на скамейку.
В столицу она ехала с лёгким сердцем. В деревне хорошо, но за два года самостоятельной жизни она привыкла к свободе. Скучала по шумным улицам, по друзьям. После трудоустройства смогла наконец снять свою квартиру и уйти из общаги.
Комнатка была крошечной, в спальном районе, зато дешёвой. Окна выходили на заброшенный пустырь, заросший бурьяном, а дальше темнел лес. Ночью вокруг — ни огонька, зато утром солнце заливало комнату светом. А зимой от снега, укрывавшего пустырь, было светло даже в полночь.
Рядом раздался тихий скулёж. Света заглянула под скамейку и увидела острую коричневую мордочку. В больших чёрных глазах застыли тоска и испуг. Только теперь она заметила поводок, которым пёс был привязан. Присев на корточки, она потянула за него.
Такса отползла глубже, дрожа всем телом.
— Не бойся, вылезай.
Пёс нехотя выполз, готовый в любой момент юркнуть обратно.
Света крепко держала поводок.
Собака часто дышала, вываливая язык. Стояла августовская жара — вот она и пряталась в тени.
Света догадалась: хочет пить. Рядом был киоск.
— Сейчас, — шепнула она и подошла к окошку.
— Бутылку воды, пожалуйста. А ещё… нет ли у вас пустой консервной банки?
— Одноразовый стакан не подойдёт? — усмехнулась продавщица.
— Нет, собаке неудобно. Вон там такса привязана. Не видели, как её оставили?
Женщина прищурилась.
— Жестокие люди… В восемь утра видела: мужчина на иномарке подъехал, привязал собаку и уехал. Больше не возвращался. Наверное, выкинул. Держите. Правда, немытая. — Она протянула банку из-под шпрот.
Света переплатила за воду, ополоснула банку и поставила перед таксой, успевшей снова забиться под скамейку.
— Пей, не бойся.
Та осторожно подползла, принюхалась и начала жадно лакать. Света долила ещё.
— Что же с тобой делать? Ночью тебя загрызут бродячие псы. Или… бомжи приберут. — От собственных слов её передёрнуло. — Пойдёшь со мной? Выбора у тебя нет.
Она оставила в киоске записку с номером на случай, если хозяин объявится, отвязала поводок и потащила упрямого пса в маршрутку. Заплатила за двоих. Ни водитель, ни пассажиры не возражали — пёс тихо сидел у неё на коленях.
Дома он забился в угол прихожей, не решаясь исследовать новую территорию. Света соорудила подстилку из пледа — такса тут же устроилась на ней, не сводя с хозяйки чёрных глаз.
— Как же тебя звать? — Света перебирала клички. — Может… Фёдор?
Пёс гавкнул.
— Фёдор, значит? — Ещё один лай. — Неужели понимаешь? За что же тебя бросили…
Ночью она слышала, как когти цокают по полу. Фёдор вышел из угла, осматривая квартиру, но при малейшем шорохе тут же ретировался. Однако через несколько дней освоился: радостно скулил, встречая её у двери.
Двор был заставлен машинами, и гулять приходилось на пустыре. Вдали от дорог Света отпускала Фёдора с поводка. Боялась, что убежит, но он всегда возвращался по зову. Удивлялась, как он носится в траве на своих коротких лапах.
Наступил сентябрь. Учёба, ночные смены — Фёдор оставался один. Но каждый раз встречал её бурной радостью. Света уже не представляла жизни без него.
В одно воскресное утро они вышли на пустырь. Пёс носился вокруг, потом вдруг рванул к лесу. Света пошла за ним, но высокая трава цеплялась за ноги.
— Фёдор! Домой!
Тишина.
«Нору нашёл, что ли?» — подумала она.
И вдруг — лай, перешедший в визг. И резкая тишина.
Света рванула в лес. Он оказался не таким густыми, каким казался из окна. На поляне сидели трое парней, что-то разглядывая. Лет по пятнадцать.
Она подошла смелее.
— Вы не видели…
При звуке её голоса они вскочили. И Света увидела: Фёдор. Из бока торчал толстый заострённый сук, пригвождающий его к земле.
Самый высокий резко дёрнул сук. Пёс заскулил, кровь хлынула из раны.
Парень шагнул к Свете, держа окровавленную палку перед собой. Его глаза были пустые, как у мертвеца.
Она развернулась и побежала. Трава цеплялась, но она мчалаОна бежала, не оглядываясь, пока не врезалась в грудь Ярослава, который, услышав крики, уже спешил к ней на помощь, и тогда, наконец, разрыдалась, понимая, что самое страшное уже позади.