“Каково это — быть ребёнком без корней? Быть тенью, случайно обретшей плоть?”
— Ты всегда ощущала себя тенью? — спросил Дмитрий, медленно размешивая сахар в чашке на моей просторной кухне.
Я взглянула на него. На единственного человека, знавшего всю правду. Того, кто помог мне найти её — женщину, носившую меня под сердцем, а после выбросившую, словно ненужную тряпку.
Мой первый крик не растопил её душу. Всё, что осталось от неё, — записка на потёртом одеяльце: «Прости». Одно слово. Вся любовь, которой мне не суждено было познать.
Лидия Васильевна и Игорь Николаевич, немолодая бездетная пара, нашли меня ранним ноябрьским утром. Они распахнули дверь и увидели плачущий свёрток. У них хватило доброты не отправить меня в детдом, но на любовь сердца их были скупы.
— Ты живёшь в нашем доме, Алина, но помни: ты нам чужая, и мы тебе тоже, — повторяла мне Лидия Васильевна каждый год в день, когда меня подобрали.
Их квартира стала моей тюрьмой. Мне отвели угол в прихожей с раскладушкой. Я ела отдельно, доедая их остывшие объедки. Одежду покупали на толкучке — всегда на размер больше. «Дорастёшь», — говорила она. Но когда я дорастала — вещи уже расползались по швам.
В школе я была изгоем. «Подкидыш», «бродяжка» — шептались за спиной.
Я не плакала. Зачем? Я копила в себе всё: силу, злость, упрямство. Каждый плевок, каждый холодный взгляд становились топливом.
В тринадцать я начала подрабатывать: раздавала листовки, выгуливала собак. Деньги прятала в щели под полом. Однажды Лидия Васильевна их нашла.
— Украла? — спросила она, сжимая мятые рубли. — Я же знала, гнилое яблочко…
— Это моё. Я заработала, — ответила я.
Она швырнула деньги на стол:
— Тогда плати. За хлеб. За крышу. Пора.
К пятнадцати я работала все свободные часы. В семнадцать поступила в университет в другом городе. Уехала с рюкзаком и коробкой — в ней лежало моё единственное сокровище: фото новорождённой, сделанное медсестрой перед тем, как «мать» забрала меня из роддома.
— Она никогда тебя не любила, Алинка, — сказала на прощание Лидия Васильевна. — И мы тоже. Но хотя бы не врали.
В общаге я делила комнату с тремя девчонками. Ела доширак. Училась до изнеможения — только пятёрки, только стипендия. По ночам работала в круглосуточной аптеке. Однокурсники посмеивались над моей поношенной одеждой. Я их не слышала. Я слышала лишь голос внутри: Я найду её. Я докажу ей, кого она потеряла.
Нет ничего страшнее чувства, что ты никому не нужен. Оно врастает в кожу осколками, которые не вытащить.
Дмитрий знал мою историю. Знал, как я пробивалась. Как шла вперёд, будто задыхаясь.
— Ты знаешь, что это не принесёт тебе покоя, — сказал он однажды.
— Мне не нужен покой, — ответила я. — Мне нужно поставить точку.
Жизнь непредсказуема. Порой она даёт шанс там, где его не ждёшь. На третьем курсе профессор дал нам задание: разработать маркетинговую стратегию для сети аптек.
Три дня без сна. Вся боль, вся жажда признания вылились в эту работу. Когда я защитила проект, в аудитории повисла тишина.
Через неделю ко мне ворвался профессор:
— Алина! Инвесторы из «Роснано» видели вашу презентацию. Они хотят встречи!
Мне предложили не зарплату, а долю в стартапе. Я подписала, дрожа — терять мне было нечего.
Год спустя стартап взлетел. Моя доля превратилась в деньги, о которых я не мечтала. Хватило на первый взнос за квартиру в центре, на новые проекты.
Жизнь закружилась. К двадцати трём у меня была своя светлая квартира. Я привезла сюда лишь рюкзак и ту самую коробку. Прошлое осталось за порогом.
Но счастья не было. Лишь пустота.
— У тебя на плечах сидит призрак, — сказал Дмитрий.
И я согласилась. Тогда он предложил помощь. Дмитрий был не только другом, но и частным детективом. Два года поисков. Сотни тупиков. И наконец — он нашёл её.
Светлана Ивановна Лебедева. 47 лет. Разведена. Живёт на окраине в обшарпанной хрущёвке. Перебивается случайными заработками. Детей нет. «Детей нет» — эти слова обожгли сильнее всего.
Он показал её фото. Лицо, измождённое жизнью. Глаза без огня.
— Она ищет работу, — сказал Дмитрий. — Убирает квартиры. Ты уверена?
— Абсолютно, — ответила я.
Мы дали объявление. Дмитрий провёл собеседование за моим столом. Я смотрела через скрытую камеру.
— Опыт есть, Светлана Ивановна? — спросил он деловито.
— Да, — она теребила потрескавшиеся пальцы. — Офисы, квартиры… Стараюсь.
— Работодатель строгий. Нужна идеальная чистота.
— Я понимаю… Мне очень нужна эта работа…
Её голос дрожал, спина сгорбилась. От былой гордости не осталось и следа.
— Вы приняты на испытательный срок, — сказал Дмитрий.
Когда она ушла, я подошла к столу. На нём лежал её паспорт. Документ человека, подарившего мне жизнь и отнявшего любовь.
— Ты точно хочешь продолжать? — спросил Дмитрий.
— Теперь — больше чем когда-либо, — ответила я.
Через неделю она пришла в мой дом. С тряпками и запахом моющего средства. Жалкая тень прошлого.
Первая встреча была короткой. Я кивнула холодно, делая вид, что занята.
Она не узнала меня. В её глазах читалось лишь отчаяние удержаться на работе.
Я наблюдала, как она моет мои полы, гладит мои платья, начищает мои зеркала. Оставляла чаевые — не из жалости, а чтобы она возвращалась.
Два месяца. Восемь уборок. Светлана стала призраком в моём доме. Почти невидимым.
Порой я замечала, как её взгляд задерживается на моих фото: у Кремля, на конференциях, с коллегами. Она всматривалась в моё лицо. И я спрашивала себя: неужели узнаёт?
Дмитрий ворчал:
— Ты мучаешь её. И себя.
Возможно. Но я не могла остановиться.
А потом всё изменилось.
Однажды она застыла у полки с фото, взяла в руки снимок моего выпускного, и я увидела, как по её лицу катятся слёзы.
