Гости нагрянули нежданно, Тамара поморщилась — сыну, конечно, рада, но эта вертушка, что вокруг Витьки крутится, а он… телёнок несмышлёный, рот до ушей, тьфу.
— Мам, привет, мы с Ольгой заглянули.
— Вижу, вижу, — сквозь зубы процедила Тамара, обнимая сына.
— Ма… у нас новость!
— Ну и какая?
— Подали заявление! Та-дам!
— Ой, да что ж так рано-то?
— Как это рано? Ты о чём? Год уже вместе, решили.
— Ну подали и подали… Давайте устраивайтесь, а я сбегаю в магазин, куплю чего к столу.
Тамаре нужно было надышаться, побыть одной. Как же так вышло, что её Витюшка, её медвежонок, вырос, укатил в Москву, живёт там своей жизнью, работу нашёл, а теперь вот женится…
— Мам, да что ты, мы всё привезли, полный багажник!
Тамара опустилась на стул, руки бессильно повисли. Так и хотелось упасть на кровать, свернуться калачиком, как в детстве, и реветь.
Эта вертушка… Так Тамара зовёт невесту сына. Не нравится она ей, хоть тресни. Шустрая какая-то, несерьёзная. Ему бы, Вите, девушку попроще, местную.
Вот Наташка Соболева — золото, не девушка! Спокойная, хозяйственная, бухгалтером работает, в библиотеку ходит. В школе за одной партой сидели — ну почему не она? Пусть бы в городе жили, да домой приезжали, внуков привозили. Соболевы — народ крепкий, хозяйственный, с такими породниться — честь.
А он что удумал? Какую-то городскую модницу откопал и таскается с ней, будто с писаной торбой. Одурманила парня, вертушка эта…
Молодые раскладывали продукты на столе — ну тут уж не придерёшься. Разное мясо, колбасы, фрукты, всего навезли. Ох, надо в холодильник убрать, на праздник оставить.
Надо завтра стол накрыть, соседей позвать, родню. Хотя… может, и свадьбы никакой не будет, но по правилам полагается.
Где Васька опять? Уже обед, а его нет. В столовой, что ли, трескает? Ну ладно, побегу готовить.
— Мам, мы на речку сбегаем!
— Бегите, что уж я вам…
На речку её потянуло, городская шпана. Без неё бы приехал — так хоть в огороде помог бы, отцу подмог. А с этой принцессой — на пляж им захотелось…
Весь день Тамара крутилась, как белка в колесе. Гостей назавтра позвала, встречу устроить. С ног сбилась, прилегла на пять минут — и только закрыла глаза, как… батюшки! Что происходит?
— Вы что это делаете?!
— Мам, мы ужин накрываем, хотел помочь, пока ты отдыхаешь.
— Ужин?! Да на каком основании праздничную посуду взяли?! Миски в шкафу, стаканы, ложки! Васька, ты чего молчишь?!
— А я что? Правильно ребята делают. Чего ей пылиться-то?
— Да вы рехнулись?! Ой, ой… Да это же хрусталь! Салатники! Да что творится-то?!
— Мама, да что творится-то?! Мы стол накрываем, семейный ужин! А ты из-за какой-то посуды ревёшь?!
Тамара махнула рукой и ушла в комнату, краем глаза заметив, как вертушка эту деликатесы режет. Всё припасла на особый случай… Грустно вздохнула и побрела к себе.
— Мам, переодевайся, идём за стол! — позвал сын.
Вышла — батюшки! Скатерть новую постелили! Фужеры! Да что ж такое?! Годами фарфор берегла, дрожала над ним, а они… Выставили всё!
Васька… Ну франт! Рубаха новая, брюки — три раза всего надевал. Совсем с ума сошли?
— Тамара, ёлки-палки, да переоденься ты! Праздник ведь! Сын с невесткой в гости приехали!
— С к-какой невесткой?! — прошипела она.
— Мам, ну что ты? — сын взял её за руки, но она вырвалась, распсиховалась, закричала, что это её дом и порядки тут она устанавливает. Орала про посуду, про деликатесы, которые хотела припасть…
— Ты чего разошлась?! — Васька кулаком по столу. — Где у меня твой «особый случай»? — ребром ладони по горлу провёл. — Видишь?!
Да что за дела?! Живём, как оборванцы: едим из треснутых мисок, пьём из кружек допотопных, а три сервиза в шкафу пылятся!
Это наш дом, Тамара! Наш! И Витя — наш сын! Имеет право вещами распоряжаться! Давай, сынок, ковёр на пол — стоит, свёрнутый, моль его уже сожрала!
А ты — марш переодеваться! Шкаф ломится, а она в застиранном халате ходит!
Стоит Тамара, глазами хлопает. Потом вдруг развернулась — и надела лучшее платье, серёжки золотые, туфли, чулки.
Зайшла тётка Агафья, бабка Лукерья: — Что за дела? Тамара разряжена, будто на смотрины! Витька с какой-то девкой…
— Кто помер?
— Да ну тебя! Садись, пей! Это Витя с невестой…
— Тамара, да не ври ты!
— Да отстань, тётка! Вот, ешь сервелат, дети привезли!
— А я, между прочим, не наряжалась…
— Завтра нарядишься! — говорит Васька.
— Завтра?! А сегодня-то что?
— Да просто ужинаем, баба Люба.
Бабка посидела и быстрее по деревне разнесла: Васька с Тамарой с ума сошли, фарфор достали, хрусталь!
Перед сном прибежала мать Тамары: — Это что?! С ума посходили?!
— Тёща, марш домой! Тут наш дом!
— Пьяный, что ли?!
— Хватит! Забирай свой сервиз и больше не приходи!
На следующий день дом битком. Все пришли посмотреть на смельчаков, которые вместо «на потом» живут сейчас.
— Эх, самогон-то из хрусталя как пьётся! — Петро подмигнул жене.
И пошло-поехало. Бабы сундуки трясти начали, ковры стелить…
— А ведь правда, Вась… Какой там «особый случай»? Живём-то один раз…
— Ну не без этого…
***
— Да ну её к чёрту!
— Лушка, сдурела?! Это же мамашины подзоры!
— А на кой они нам, старый хрыч? ТИ с той поры жили они не по-чёрному, а по-людски, не оставляя ничего на “потом”, потому что жизнь-то и есть тот самый особый случай.
