**Неудобная дочь**
— Ленка, опять свою рухлядь в дом тащишь? — буркнула мать, встретив дочь на пороге.
— Это не рухлядь, мам. Бархат. Его бы всё равно выкинули…
— Вот и выкинули бы! Сколько твердить — шитьё не работа, а блажь! Лучше бы подрабатывала. Авось на новую машинку скопили бы.
Лена промолчала. Разделась, прошла в комнату. Мать ворчала на кухне, сёстры-близняшки Даша и Маша хихикали, уткнувшись в телефоны.
— Опять в тряпки играется! — крикнула Маша.
— Невеста от Версаче-Ленки! — добавила Даша и прыснула.
Лена села у окна, достала из сумки синий бархат и золотистую тюль. Провела пальцами — ткань струилась, как река. Она уже видела платье: струящееся, с открытыми плечами, будто сошедшее со страниц модного журнала.
Днём Лена работала на мебельной фабрике. Официально — сборщицей. Неофициально — «чудилой»: вечно с булавками на рукаве, карандашом за ухом, в заляпанном клеем халате, который она украсила самодельной брошью.
— Лен, опять свою фенечку мастерила? — как-то спросила Вера, старший мастер.
— Ага. Из бисера и пластмассовой пробки.
— Руки у тебя золотые. Жаль, никто не видит.
— Ничего. Я-то знаю, чего хочу.
После смены она шла к подруге Светке — та работала фотографом в торговом центре.
— Лен, ты как раз вовремя! Свет почти настроила.
— Платье готово.
На Лене — то самое, из синего бархата. Юбка струится, плечи открыты, на талии — пояс с ручной вышивкой. В нём она не просто красива — она будто из другой вселенной.
Светка щёлкает кадры, шепчет: «Ты как фея!», потом выкладывает в блог.
— Хэштег какой ставить?
— #заводскаяфея, — усмехается Лена. — Всё равно в цеху шила.
Через два дня Светка врывается к ней на фабрику.
— Лен, ты не поверишь! Пишет дизайнер из Москвы! Твоё платье ему в ленту попало, хочет связаться!
— Да ладно… Серьёзно?
— Вот, смотри! — Светка тычет в телефон. — Артём Соловьёв. У него свой бренд, со звёздами работает. Говорит, у тебя стиль необычный, просит контакты.
У Лены перехватило дыхание. Сердце колотится. Шутка? Но нет — сообщение настоящее.
— Ты совсем крышей поехала? — мать стояла в дверях, когда Лена рассказала о предложении. — В Москву? Тебя там разведут как лоха! Вернёшься без гроша!
— Мам, это шанс. У меня талант, я хочу попробовать.
— У тебя обязанности! Ты не одна! Кто за нас тянуть будет? Ты старшая!
— Мне двадцать семь, мама. Я имею право на свою жизнь.
Сёстры фыркали, отец молчал. Потом пробурчал:
— Мечты — не каша. Сытым не будешь.
Лена ушла в комнату. Сердце ныло. Хотелось плакать. Но она посмотрела на эскизы, машинку, лоскутки — и поняла: поедет.
Артём встретил её на вокзале в грубом свитере и кедах.
— Лена? Рад познакомиться. Поехали, работы — вагон.
Шоурум располагался на последнем этаже старинного особняка. Свет, манекены, ткани, зеркала. Лена будто попала в сказку.
— Хочу, чтобы ты сделала капсулу. Пять-шесть образов. У тебя чутьё на ткань. Это редкость.
— Вы уверены?..
— Абсолютно.
Лена кивнула. Наутро начала шить. Жила в крохотной комнатке при мастерской, питалась бутербродами, почти не спала. Ткани оживали в её руках. Платья получались — лёгкие, как облака, и смелые, как её мечты.
Артём наблюдал, улыбался:
— Ты не просто шьёшь. Ты пишешь стихи иглой.
Через месяц был закрытый показ. Пришли редакторы, блогеры, пара знаменитостей. Лена стояла за кулисами, дрожала, но когда первое платье вышло — зал затих.
Ничего вычурного, никакой пошлятины. Только чистая линия, тепло рук в каждом стежке.
После показа к ней подошла женщина из модного журнала.
— Это… магия. Кто вы?
— Я? Просто Лена с фабрики.
— Нет. Вы — откровение.
Домой она вернулась через два месяца. С контрактом на стажировку и публикациями в прессе.
Мать встретила молча. Потом сказала:
— Мы с Машкой думали, может, тебе место в соседнем цеху найдётся. Всё ж тут работа надёжная.
— Мам, я не остаюсь. Приехала за вещами. И попрощаться.
— Бросаешь нас, значит?!
— Не бросаю. Просто иду вперёд. Хочу жить, а не выживать.
Сёстры молчали. Отец смотрел в пол.
— Лен… — вдруг сказал он. — Прости. Мы боялись, что ты пропадёшь. А ты — нашлась.
Она обняла его, собрала вещи и вышла. Дверь закрылась — не со злобой, а с тишиной понимания.
Вечером она была в Москве. В руках — чашка чая. Рядом — Артём, хохотавший над историей про «невесту от Версаче».
— Вот бы их сейчас на показ!
— Может, когда-нибудь…
— А пока ты будешь той, кем стала. Принцессой. Настоящей.
Лена улыбнулась. Это было только начало.
Прошло полгода. Лена Арсеньева вела мастер-класс в московской школе дизайна. Перед ней сидели девчонки — одни с огнём в глазах, другие — с усталым недоверием.
— Запомните, — говорила Лена, — мода — это не про тряпки. Это про то, как вы говорите миру: «Вот я какая». И если вам говорят, что вы не подходите — значит, они просто слепые.
После занятия к ней подошла девчонка с розовыми волосами.
— Лена, спасибо. Я думала, мне тут не место. Ни денег, ни связей. Только старая машинка да куча тряпок.
— Этого достаточно, — улыбнулась Лена. — Я начинала на фабрике. Главное — не сдавайся.
Поздно вечером она вернулась в свою студию на окраине. Артём был в отъезде — показы в Милане. На столе лежал контракт: выставка в Питере, её платья назвали «новой женственностью».
Она всё ещёИ когда Вика, теперь уже её ученица, принесла своё первое платье на показ, Лена поняла — цепочка мечты не оборвётся.