Нет ничего страшнее на свете…
— Так, у Артёма всё в порядке. Выписываю в садик. — Доктор протянула Татьяне справку. — Не болей больше, Артём.
Мальчик кивнул и посмотрел на маму.
— Пойдём. — Татьяна взяла сына за руку, у дверей обернулась. — До свидания.
— До свидания, — тут же откликнулся Артём.
В коридоре Татьяна усадила сына на скамейку и пошла в гардероб за одеждой. Артём весело болтал ногами, разглядывая других детей. Они оделись, мама завязала ему шарф.
— Завтра в садик. Соскучился? — спросила она.
— Конечно! — радостно ответил мальчик.
Они вышли из поликлиники и направились по заснеженной улице к автобусной остановке.
— Мам! Ну мам… — Артём дёрнул Татьяну за руку, пока та задумалась.
— Что? — встрепенулась она, отрываясь от мыслей о завтрашнем выходе на работу и возвращении к привычной жизни.
Она проследила за взглядом сына и увидела женщину с открытой коляской. В ней сидел мальчик лет пяти — рот полуоткрыт, по подбородку стекала слюна, взгляд пустой и отсутствующий.
Татьяна быстро отвела глаза.
— Мам, почему он в коляске? Он же большой… — тихо спросил Артём.
— Он болен, — коротко ответила она.
— Но ты меня же не возила, когда я болел?
— Пойдём быстрее. Он болен по-другому. — Татьяна бросила взгляд на удаляющуюся женщину и потянула сына к остановке.
После рождения Артёма она не могла смотреть на больных детей без сжавшегося от жалости сердца. Ей становилось невыносимо жаль матерей, которые несли этот крест в одиночку. Мужья часто не выдерживали и уходили. Хорошо, если рядом были родные.
А она смогла бы так? Взяла бы на себя эту ношу? Или оставила бы ребёнка в роддоме? Своего Артёма? Нет, никогда. Даже думать об этом было страшно.
В автобусе, пока сын болтал без умолку, Татьяна вспомнила…
***
Она была весёлой, жизнерадостной девушкой. Встречалась с парнями, но замуж не спешила, а уж о детях и вовсе не думала. Однако время шло, подруги одна за другой выходили замуж, у некоторых дети уже ходили в школу. Родственники при встречах неизменно спрашивали: «Когда же ты, Таня, наконец остепенишься?» — и удивлённо поднимали брови, слыша её ответ.
Потом и ей захотелось семьи. Она готова была стирать, готовить, возиться с малышом, гулять с коляской в парке. Но те, кто нравился ей, были либо женаты, либо, обжёгшись раз, не спешили в новые отношения. А те, кто добивался её внимания, её не устраивали. Вечная история.
Однажды она встретила Его. Он не был тем, о ком она мечтала, но подруги и мама хором твердили: «Хватит капризничать! Время уходит, рожать пора!» Будущий муж говорил о любви, детях, строил планы, сделал предложение. И Татьяна согласилась.
После пышной свадьбы она почти сразу забеременела. Чего ждать? Тридцать три — не шестнадцать.
Она ходила с улыбкой, заглядывала в детские магазины, трогала крошечные ползунки. Рука сама ложилась на живот, будто защищая новую жизнь внутри. Она уже любила её — свою дочку. Очень хотелось девочку.
Токсикоз прошёл, но начались кошмары. Снилось, что ребёнок пропал на улице, или коляска пустая… Был — и нет. Она кричала, металась, но не могла найти. Иногда просыпалась и в ужасе хваталась за живот — его нет, и ребёнка нет. Но ведь был!
— Это нормально, — успокаивала врач в консультации. — Беременные часто тревожатся.
Однажды она поняла: ребёнок не шевелится. Весь вечер и всю ночь прислушивалась — тишина. Утром побежала на УЗИ.
— Почему молчите? — чуть не плача, спросила она, заметив скованность врача. — Что с ребёнком?
— Успокойтесь, сердцебиение есть. Вот, послушайте. — Врач включила динамик, и Татьяна услышала ритмичные удары. — Просто крепко спит. Никак не разбужу.
— Он? Мальчик? — удивилась Татьяна.
— Да. Разве вы не знали?
Когда она наконец почувствовала слабый толчок, выдохнула с облегчением.
— Живой! Проснулся! — засмеялась она шёпотом.
Чем ближе роды, тем страшнее. Живот стал огромным, спина болела невыносимо.
— Крупный плод. Богатырь будет, — успокаивали врачи.
— А я смогу родить сама? — волновалась Татьяна.
— А куда вы денетесь? — улыбнулись ей.
— Но мне уже тридцать три! Разве это не поздно?
— И в сорок рожают. Всё будет хорошо.
— Можно кесарево? — робко спросила она.
— Зачем? Показаний нет.
— Но мне снятся страшные сны…
— Не накручивайте себя.
Отчаявшись, Татьяна пошла к заведующей роддомом. Та, холодная и строгая, отрезала:
— Операция — это риск для ребёнка. Вы молодая, родите сами.
— Я заплачу! — настаивала Татьяна.
— Не выдумывайте.
В итоге она ушла, дрожа от обиды и страха.
Спасение пришло неожиданно — через бывшую коллегу, чей муж работал акушером. Они развелись, но неожиданно он согласился помочь.
Он был спокоен, уверен, слушал внимательно. Никаких нравоучений — просто назначил дату операции.
В роддоме на УЗИ обнаружили обвитие пуповиной.
— Тройное, — сказал врач. — Вовремя обратились.
Когда она услышала первый крик Артёма, заплакала от счастья.
***
Теперь её здоровый, шумный мальчик сидел рядом в автобусе и тараторил без остановки.
— Мам, купишь мне машинку? — спросил он.
— Куплю, — улыбнулась Татьяна.
Она вспомнила того мальчика в коляске и его мать. Как им тяжело… Пусть её считали истеричкой, но она сделала всё, чтобы её сын родился здоровым.
Раньше она думала, что счастье — это деньги, карьера, квартира. Но настоящее счастье — это когда твой ребёнок жив, здоров, смеётся и держит тебя за руку.
Врачи спасают жизни. Но иногда стоит прислушаться к материнскому сердцу. В нём — вековая мудрость, знающая, как защитить самое дорАвтобус тронулся, и Татьяна крепче сжала руку сына, понимая, что ради этого мгновения стоит бороться до конца.
