Дневник.
Сегодня снова вспомнила тот день… Как же глупо верилось в лучшее. Я, Татьяна Семёновна, стояла у подъезда старой хрущёвки в самом сердце Нижнего Новгорода. В руках — пышный букет для будущей свекрови и коробка с домашними ватрушками. Знакомство с матерью моего Жениха — Дмитрия. День, который должен был всё решить. И, как выяснилось позже, моё волнение было не напрасным.
Анна Ильинична, его мать, встретила нас сдержанно, но вежливо. Квартира просторная, чистенькая, с налётом советской основательности. На столе — оливье, заливное, солёные огурцы. Приготовилась, как к приёму. Но её взгляд выдавал всё — холод, недоверие, тихое презрение.
— Ну, Таня, кем работаешь? Где родители? Какие планы на жильё? — вопросы сыпались, будто град. Я отвечала ровно, не показывая дрожи в голосе.
Напряжение росло. Внезапно, после тягостной паузы, Анна Ильинична позвала:
— Дима, помоги на кухне, там пироги достать надо.
— Сейчас, мам.
Они вышли, но я отчётливо слышала её шёпот, переходящий в злость:
— Да ты сдурел?! Ну что это за девка? Упрямая, как козёл! Я её в булочной видела — за прилавком торчит! Тебе такая жена? Ты же у меня золото — своё дело, квартира, а она тебя в эту дыру тянет! Зачем ты ей? Деньги твои, наверное…
Сердце застучало, будто молотком. Ладони стали ледяными. Встала, не сказав ни слова, накинула пальто и ушла. Без криков, без слёз. Только пустота внутри и чёткое понимание: всё кончено.
С Димой мы познакомились в той самой булочной. Он заходил за буханками для себя и матери. Однажды за прилавком была я. Между нами пробежала искра — взгляд, смешок, пара небрежных фраз.
— Маме — с изюмом, мне — с маком. И… может, вечером прогуляемся?
— Сегодня не смогу, смена до ночи. Как-нибудь в другой раз.
Через полгода он предложил руку и сердце. Оказалось, у него небольшая сеть пекарен — семейный бизнес, начатый матерью. Он не брезговал никакой работой — мог и полы вымыть, и на кассе подменить.
— У меня всё просто, — говорила я. — Мама, бабушка, младший брат. Квартира в наследство от деда. Там и живём.
— А я с матерью. Трёшка в центре. Переезжай к нам.
— Нет. Бабушку не оставлю. Купим что-то своё, если надо.
— Да это же глухомань!
— Это новый коттедж в пригороде. Не путай.
После того визита я избегала разговоров о свадьбе. Дима уговаривал:
— Мама просто переживает. Но она тебя приняла. Даже хочет с твоей бабушкой познакомиться.
— Приняла? После «справок»? Нет уж. Пусть встречаются в кафе. Без осмотра моего дома.
Свадьба всё же была. Дима переехал ко мне. Год жили мирно, почти счастливо. Потом начались визиты свёкра.
— Хорошо у вас тут. Я бы поселилась, — говорила она, оглядывая комнаты.
А потом грянул гром. Диму уволили, и вскоре я узнала страшное — ещё до свадьбы он взял кредит… на квартиру сестре. Всё скрывал, пока банк не начал звонить.
Анна Ильинична ворвалась, как ураган:
— Что ты наделала, Танька?! Сын тебе всё отдал, а теперь в долгах по уши! Ты его обобрала!
— О чём вы? Он тут живёт даром, даже за свет не платит! Какие долги?!
— Он на тебя пашет, а денег нет! Где его зарплата?
— Дима, объясни!
— Молчи, Дима! — рявкнула она.
— Хватит! Говори!
— Кредит… для сестры. Она с детьми после развода… Мама попросила.
— И когда собирался сказать?
— Не знал, как…
— И что теперь?
— Платите. Раз уж семья, значит — вместе, — заявила свекровь.
— Нет. Больше не семья. Вон. Оба.
— Ты серьёзно?! — Дима замер.
— Абсолютно. Ключи на столе.
Он ушёл. Без слов. Без прощаний. Просто взял чемодан и вышел. Я не плакала. Просто закрыла дверь. Развод оформила быстро — делить было нечего.
Теперь он снова с матерью, сестрой и её детьми. Устроился куда-то. Выплачивает долг. Существует… но не живёт.
А я? Расширила булочную. Стала твёрже. И поняла наконец: любовь — не жертва и не слепая вера. Это честность. Уважение. И выбор. Выбор — не спасать другого, а беречь себя.
