«Оставила мне внучку? – Валентину обожгла страшная догадка. – Не может быть. Она вернётся, обязательно вернётся…»
Валентина пришла с работы и увидела на столе записку от дочери. С Лизой у них всегда было сложно, но чтобы вот так – уйти, не простившись… Перечитывала снова и снова, уже выучила наизусть, но чудилось – пропустила главное, недопоняла.
Ночь выдалась беспокойной. То подушка давила, то одеяло душило. То плакала в подушку, то спорила с невидимой Лизаветой, перебирая в памяти все их ссоры и редкие светлые мгновенья.
Вконец измучившись, встала, зажгла лампу. Записка лежала на рабочем столе, уже истрёпанная от бесконечных перечитываний.
В сотый раз пробежала глазами по строчкам. Всё ясно. Будто даже слышала едкий, обвиняющий голос дочери.
«Надоело жить под твоим колпаком… Ты душишь меня… Хочу самостоятельности. Я взрослая… Всё равно бы не отпустила – вот и ушла. Со мной всё в порядке. Я не одна. Не ищи. Не вернусь…»
Без начала, без подписи. «А как же я? – мысленно кричала Валентина, будто Лиза могла услышать. – А если заболею? Даже сообщить некому будет. Тебе плевать?»
Может, Лиза по-своему права. Но разве плохо желать дочери образования, крепкой работы? Чтобы первая влюблённость не сломала всю жизнь? Бывают ли матери, разрешающие детям всё подряд?
Сама Валентина вышла замуж на третьем курсе. Помнит, как страсть угасла под гнётом бедности – общажная клетушка, вечный быт, усталость. А когда родилась Лиза, стало совсем невмоготу. Молодые, глупые, они только и делали, что ссорились. Может, мама была права, советуя тогда аборт? Но Валентина верила – любовь всё преодолеет. Дурочка.
Через три месяца они развелись. Валентина взяла академ, вернулась к родителям. Странно – мама, та самая, что кричала «избавляйся», сразу привязалась к внучке. Даже отпустила Валентину доучиваться, сама нянчилась с Лизой, баловала без меры.
Пока жили родители, Валентина не знала забот. Мама помогала, за ребёнком глаз да глаз. Окончив институт, два года проработала учителем французского, потом ушла в переводчики.
А вот с личной жизнью не сложилось. Мама твердила: «Ищи мужчину с положением». Но попадались либо женатые, желавшие лишь любовницу, либо разведённые нищеброды в поисках тёплого места. Валентина таких сторонилась.
Когда умерли родители, остались вдвоём с Лизой. Ближе дочери никого не было. Валентина отдавала ей всего себя. А оказалось – Лиза этого не хотела. Избалованная бабушкой, она считала мать деспотом, мечтала о свободе. И вот – ушла…
«Подожду. Что ещё остаётся? Вернёшься же. Я ведь мать – люблю, прощу. Только бы с тобой ничего не случилось…» Валентина выключила лампу, легла. Ещё полчаса ворочалась, пока тревожный сон не смежил глаза.
Долго не могла смириться. Вздрагивала от звонков, прислушивалась к шагам на лестнице. Взяла кучу переводов на дом, ночами корпела над текстами. Спала урывками. Работа заглушала боль. Утешала себя – с Лизой всё хорошо.
Через полтора года звонок прервал её работу. Неохотно сняла очки, потёрла глаза. Перевод шёл легко, жаль отрываться. Звонок повторился – пришлось встать.
Открыла – на пороге исхудавшая, осунувшаяся Лиза. Ахнула, бросилась обнимать.
– Лиза! Наконец-то!
Но наткнулась на ледяной взгляд и замерла. Только теперь заметила – дочь держит на руках свёрток.
– Это твой? Дай-ка. – Валентина взяла ребёнка. – Девочка? – обрадовалась. – Отнесу в комнату, а ты раздевайся.
Уложила спящего младенца на диван, любовалась пухлыми щёчками, ресницами-веерами. Хлопок двери сперва не осознала. Лиза ушла.
В прихожей – тишина. На полу – мокрые следы от сапог, у двери – объёмистая сумка.
Валентина распахнула дверь, крикнула в пролёт: «Лиза!» Ни ответа, ни шагов. Подбежала к окну – внизу ни души.
– Лиза… – прошептала осипшим голосом.
Вернулась к ребёнку. Малышка спала, ничего не ведая.
«Оставила внучку? – Жар ударил в лицо. – Не может быть! Вернётся. Сумка же здесь!..» Схватила сумку – внутри только детские вещи.
Девочка завозилась, сморщилась, заплакала. Валентина торопливо переодела её, успокаивая больше себя: «Мама скоро вернётся». Сменила подгузник – малышка утихла.
В боковом кармане нашла документы. Ужасная правда обожгла – Лиза бросила ребёнка!
Девочку звали Аней, Анной Леонидовной Соколовой. Значит, дочь не замужем, раз дала свою фамилию. Отчество – с потолка?
Нашла записку, сухую, как справка: «Пусть поживёт у тебя ненадолго». И всё.
Вытряхнула сумку – бутылочка, начатая пачка смеси. «Хоть это», – подумала, помчалась на кухню разводить питание. Незаконченный перевод ждал на столе.
Началась новая жизнь. Валентина перешла на домашнюю работу, чтобы не разлучаться с внучкой. Уставала, но радовалась – появился смысл.
В год Аня пошла, в три с половиной – садик. Заведующей объяснила: мать-переводчик, вечно в разъездах.
Шли годы. Валентина привязалась к смышлёной тихоне. Та упорно называла её мамой.
– У тебя другая мама, а я – бабушка, – поправляла она.
Но Аня забывалась и снова звала «мамой».
– Зови меня Валей. Бабушка Валя, – предложила как-то.
Девочка кивнула – с тех пор только «Валя», без «бабушки».
Лиза не возвращалась, не писала. Близилась школа. Валентина боялась – вдруг возникнут вопросы об опеке? Тянула до августа, потом пошла в свою бывшую школу. Новый завуч – строгая, с колючим взглядом – не внушала доверия.
Но директор остался прежний. Валентина рискнула – рассказала всё. Он устроил Аню в школу без лишних вопросов.
Валентина так полюбила Аню, что теперь страшилась возвращения дочери. Не баловала, но отдавала всю себя. На собраниях расправляла плечи, слуШли годы, Аня выросла, вышла замуж, родила правнучку Валентине, и теперь уже старушка, сидя в кресле-качалке, думала, что жизнь, такая несправедливая и жестокая в начале, в конце всё же подарила ей теплый лучик счастья.
