Свёкор с женой позвали нас в гости. Увидев их стол, я онемела от изумления.
Трое суток я корпела над подготовкой к визиту свёкра, будто от этого зависела вся моя жизнь. Выросшая в селе под Тулой, я с детства впитала правило: гостя надо накормить досыта, даже если последнюю курицу зарубишь. У нас в избе всегда стояли щи, пироги с капустой, соленья в банках — не еда, а песня души. Каждая крошка на скатерти говорила: «Ты нам дорог».
Дочь Светлана вышла замуж полгода назад. Со свёкрами — оба профессора из Питера — до этого виделись лишь на свадьбе да в ресторане. Их дом в центре Москвы с лифтом и консьержем пугал меня, как чужая планета. Сама предложила встретиться у нас — в панельной пятиэтажке на окраине Подольска. Свекровь, Ирина Николаевна, кивнула вежливо, а я засучила рукава: накупила осетрины, икры, испекла медовик по бабушкиному рецепту. Всю ночь накануне резала окрепшими руками салаты.
Они пришли в воскресенье — интеллигенты в очках, говорящие цитатами из Бродского. Боялась, что задохнёмся в тишине, но разговор пошёл как по маслу: смеялись над студенческими историями, спорили о новом фильме Звягинцева. Светка с зятем подъехали к ужину — стало ещё теплее. На прощание свёкор обнял меня и пригласил к себе через субботу. Сердце запело — значит, приняли.
К визиту готовилась как к параду. Купила бархатное платье с воротником-стойкой, перепекла медовик — магазинную выпечку за честь не считала. Муж, Виктор, утром ворчал: «Да я хоть бутерброд съем!» — но я прикрикнула: «Ирина Николаевна ждёт нас к обеду! Сейчас объешься — хозяев обидишь!»
Их квартира в центре ошеломила: хрустальные люстры, паркет как зеркало, картины в золочёных рамах. Но когда подали к столу — ноги подкосились. На огромном дубовом столе красовалась… ваза с конфетами. «Чайник поставить?» — спросила свекровь, будто мы заскочили на пять минут. Мой торт разрезали церемонно, хвалили «необычный вкус», а Виктор сидел бледный, глотая слюну. Я извинилась через полчаса — мол, дела ждут.
В метро Виктор молчал, стиснув челюсти. Знала — вспоминает холодец в холодильнике, который я запретила ему трогать с утра. А я глотала ком обиды: как можно встречать родных пустым столом? Для меня щи да каша — объятие души, а для них — видимо, пережиток прошлого. Свёкор меж тем уже звонил Светке — договариваться о следующей встрече у нас. Ещё бы! У них — конфеты в фантиках, у нас — блины румяным валом.
Всю дорогу трясло от несправедливости. Где их «спасибо» за мои ночи у плиты? Где уважение? Виктор крякнул у подъезда: «Хоть теперь поужинаем?» — и я вдруг поняла: наша щедрость для них — словно крик в пустой колодец. Но отступать не собиралась. Завтра снова замешу тесто — пусть учатся, что значит настоящая семья.
