Было время, когда моя жизнь напоминала не столько действительность, сколько пьесу в духе Гоголя — полную абсурда и неуместного комизма. Мой сын, уже давно не мальчик, будто вновь превратился в того самого подростка, за которого всё решают другие. А невестка — словно режиссёр этой странной постановки, дирижирует их совместными буднями, а за кулисами остаюсь я — с кошельком наготове, вечная спасительница в час нужды. Но терпение моё не бесконечно, а просьбы становятся всё настойчивее.
Сначала они жили порознь — сын в моей квартире в Москве, а его избранница, Надежда, снимала угол с подругой где-то на окраине. Потом, когда заговорили о свадьбе, сняли однокомнатную на Ленинском проспекте. Я не вмешивалась — пусть сами устраивают свою жизнь. Помогала, когда просили, хоть и не купались мы в рублях. Ну что ж, молодые, нелёгкое время — сама через это прошла.
Но одна мысль никак не укладывается у меня в голове: их решение завести ребёнка сейчас, когда нет ни стабильной работы, ни своего жилья, ни копейки за душой. Вместо этого — громкие слова о том, что «дети не ждут», что после тридцати рожать опасно, и что «как-нибудь справимся». И сын мой, как заворожённый, лишь покорно кивает. Куда делся его разум? Где его мужество, его ответственность? Почему он снова позволяет вести себя, как марионетке?
Работает он, конечно, но в какой-то конторе, где зарплату могут задержать или вовсе перестать платить. За последние годы сменил уже пять мест — то начальник негодный, то фирма развалилась. У Надежды и вовсе копейки. А они уже третий раз переезжают с квартиры на квартиру. Вдвоём — ладно, терпимо. Но с младенцем? С ночными переездами, сборами, криками среди ночи? Кто на это подпишется?
Я пыталась говорить с ними рассудительно: поживите для себя, встаньте на ноги, отложите хоть немного, а потом — ребёнка. Но нет. Всё решено. Ей «срочно». А сын, как под гипнозом, твердит: «Конечно, давай». И что теперь? Мне готовиться не только к роли бабушки, но и к роли няньки и кормилицы? Помогать — дело благое, но у меня уже не те силы, не те средства.
А если не справятся? Если через месяц окажется, что нечем платить за квартиру, не на что купить подгузники и смесь? Кто останется крайним? Конечно, я. Отказать сыну и внуку я не смогу — сердце не позволит. Но страшно. Я и так живу на пределе — свои заботы, свои счета, здоровье уже не то. Я не из железа.
А Надежда лишь смеётся: «Как-нибудь выкрутимся». И это «как-нибудь» звучит у неё так легко, будто речь о прогулке в парке, а не о рождении человека. А у меня сердце сжимается — неужели нельзя сначала подумать, взвесить, посчитать?
Я не против детей. Я мечтаю о внуках, хочу нянчиться, читать сказки, водить на прогулки. Но хочу, чтобы это было в радость, а не в лишениях. Чтобы мой внук не чувствовал себя обузой, чтобы у него было всё необходимое — от кроватки до зимней одежды. Чтобы он знал: родители справятся. А не видел, что всё держится на старушке-бабушке.
Смотрю на них и думаю: вот если бы подождали пару лет — всё могло бы сложиться иначе. Найти крепкую работу, скопить на достойное жильё, может, даже взять ипотеку. Ведь можно же жить с умом, а не на авось? Но нет — в их семье привыкли сначала прыгнуть, а потом искать, за что ухватиться. И пусть кто-то другой потом вытаскивает из ямы.
Я молчу. Знаю, что мои слова улетят в пустоту. А в душе уже готовлюсь — к бессонным ночам, к новым тратам, к ноше, которую не выбирала, но понесу. Потому что когда в семье рождается ребёнок, жертвовать собой приходится старшим. Потому что любовь — это не только радость, но и боль. И остаётся лишь одно желание — чтобы хоть кто-то в этой цепи наконец повзрослел.
