Сыновья жена позвонила утром, прося меня забрать внука из детского сада, потому что застряла в офисе. Я с радостью согласилась: мне всегда нравилось, когда маленький Савелий бросался в мои объятия, пахнул мелками и тёплым молоком, и я ощущала свою нужность. Но в тот день воспитательница, Мария Ивановна, встретила меня совсем иначе.
— Можно я останусь с вами на минутку? — спросила она, когда мальчик выбежал к раздевалке за курткой. — Мне нужно кое-что сказать.
Сердце затрепетало. Я не знала, чего ожидать: может, Савелий подрал кого‑то, а может, сделал что‑то нехорошее. Но услышанные слова заставили меня опустить ноги.
Мария Ивановна говорила медленно, глядя прямо в глаза: — В последние недели Савелий несколько раз говорил то, что меня тревожит. Он рассказывал, что по вечерам: «папа громко кричит, а мама плачет». Иногда он говорил, что хотел бы жить со мной.
Я задержала дыхание, пытаясь собрать мысли, но в груди всё сильнее сжималось.
По пути домой Савелий был, как обычно, разговорчив. Он хвалился рисунком, новой игрой в группе и тем, что получил сегодня наклейку «за отличную работу». Я слушала его, но каждое его слово отзвучало эхом слов воспитательницы.
С одной стороны — может, он просто переигрывает, детские фантазии? С другой — если он говорит правду, что происходит в их доме, когда закрыты двери?
Вечером, сидя в кресле, я пыталась составить план. Можно было сразу позвонить сыну, спросить напрямую, но знала, что в такой напряжённой ситуации звонок лишь подольёт масла в огонь. Можно было поговорить с женой, но боялась, что она почувствует осуждение. Всё равно что-то надо было сделать — мысль о том, что мой внук может бояться собственного дома, была невыносима.
На следующий день я предложила взять Савелия на ночь. Ольга, моя дочь‑внучка, согласилась, ссылаясь на огромную работу. Вечером, когда мы собирали пазл в гостиной, я спросила его нежно: — Сава, тебе говорил воспитательница, что ты боишься в своей комнате? Почему?
Савелий посмотрел на меня серьёзно, как на взрослого. — Потому что папа кричит на маму. Очень громко. И иногда хлопает дверью и уходит. А мама тогда плачет и говорит, что ей грустно. Слова сжимали меня в горле. Это не были детские выдумки, а реальность, в которой жил мой внук, не понимая её полностью.
В последующие дни я начала внимательнее наблюдать за семьёй. Ольга стала более замкнутой, а сын — раздражённым. Разговоры стали короткими, часто холодными. Я уверилась, что что‑то происходит, и что Савелий не единственный, кто страдает. Но как помочь, не влезая туда, где можно разрушить семейные узы?
Однажды я пригласила Ольгу на чай. Сначала разговор шел о пустяках, но потом я сказала: — Я волнуюсь, не за себя, а за вас, за Савелия. Она хотела отрицать, но её глаза затуманились слезами.
— Это тяжёлое время, — прошептала она. — Мы часто ссоримся. Иногда, когда происходит с Савелием… Я знаю, что так плохо. Но я больше не могу иначе. Это был первый откровенный ответ, который я услышала.
В комнате настала тишина, слышался лишь щелчок ложки о чашку. Я увидела, как её руки слегка дрожат, как она смотрит на пар, поднимающийся над чаем, будто ищет в нём ответ на все свои вопросы.
— Знаешь, — начала она после паузы, голосом почти шёпотом, — иногда думаю, что если бы не Савелий, я бы уже давно ушла. Но когда вижу, как он засыпает, боюсь разрушить его жизнь. И тогда… я остаюсь.
Меня сжало в горле. Хочется было сказать, что жить в таком напряжении тоже может сломать ребёнка. Но я видела, что она сама это понимает, лишь пока не хватает сил взглянуть правде в лицо.
Я протянула руку и накрыла её ладонь своей. — Слушай, я не знаю, что вы решите, но хочу, чтобы ты знала: я твоё плечо. Савелий всегда может прийти ко мне, когда захочет, даже посреди ночи.
Её глаза наполнились слезами, но теперь в них появилось облегчение. Как будто впервые за долгое время кто‑то сказал ей, что она не одна.
Я шла домой с тяжёлым чувством, но и с осознанием, что сделала важный шаг. Я понимала, что не исправлю их брака, не успокою крики и не остановлю слёзы. Но могу быть для Савелия безопасной гаванью. Местом, куда он может вернуться, где не слышно криков, где пахнет свежим хлебом, а по вечерам читают сказки на ночь.
И, наверное, в этом сейчас моя роль — не спасать взрослых любой ценой, а сохранить в этом маленьком мальчике самое ценное: чувство, что где‑то есть дом, где всегда ждёт кто‑то, кто любит без условий.