**Дневник.**
Сегодняшний день стал переломным. Наконец-то я решилась сказать всё, что наболело.
— Нет, Виктор Семёнович! Хватит! — ударила кулаком по столу Алёна, и чашки звонко задрожали на блюдцах. — Больше не буду молчать!
Свёкор удивлённо поднял брови, отложил газету.
— Алёна, что случилось?
— А то, что я вам не дворничиха! — вскочила я, уперев руки в бока. — Ваша мать целыми днями указывает, будто я прислуга! А вы молчите!
Свекровь, Татьяна Васильевна, как раз вошла на кухню и застыла на пороге, услышав мой крик.
— Это ещё что за спектакль? Алёна, ты на весь дом орешь?
— Вот! — ткнула я в её сторону пальцем. — Начало! «Алёна, купи хлеб», «Алёна, постряпай щи», «Алёна, полы вымой»! Я вам что, домработница?
Татьяна Васильевна сжала губы и села за стол.
— А кто, по-твоему? Я немолода, здоровье шалит, Виктор сутками на работе. Ты молодая, крепкая…
— Я тоже работаю! — перебила я. — В аптеке с утра до вечера, ноги ноют, а прибегу домой — опять готовь, мой, стирай!
Виктор Семёнович почесал затылок, глядя то на меня, то на мать.
— Мам, Алёна действительно устаёт…
— Ах, вот как! — вспыхнула Татьяна Васильевна. — Теперь и ты против родной матери! Из-за какой-то…
— Из-за «какой-то»?! — закричала я. — Я твоя жена, между прочим! И детей, гляди, нарожаю, если Бог даст! А ты меня «какой-то» зовёшь?!
Свекровь отвернулась к окну, сжав губы. Виктор встал и подошёл ко мне.
— Алён, ну не кипятись. Мать пожилая, ей трудно одной…
— А мне легко, да? — отстранилась я. — Слушай, Витя, скажу прямо: или что-то меняется, или я ухожу.
Тишина. Татьяна Васильевна медленно повернулась.
— Куда это ты пойдёшь? К родителям? Они тебя с распростёртыми объятиями ждут?
Я побледнела. С родителями у меня и правда не ладилось, особенно с отцом — он так и не смог принять мой брак.
— Придумаю куда!
— Алёна, не неси чушь! — Виктор взял меня за руку. — Мы семья. Надо договариваться.
— Вот именно! — вырвала руку. — Договариваться! Так вот мои условия.
Свекровь фыркнула.
— Ещё чего! В моём доме условия ставит!
— В нашем доме! — поправила я. — Витя, скажи ей — это наш дом тоже!
Виктор замялся. Дом был записан на мать, она получила его от своих родителей. Но после свадьбы мы поселились здесь — выбора не было.
— Мам, ну формально…
— Никаких «формально»! — отрезала Татьяна Васильевна. — Дом мой, и правила здесь мои!
— Ладно! — я достала блокнот. — Записываю. Первое: готовлю через день. Вторник, четверг, суббота — ваша очередь.
— Это ещё почему?!
— Потому что я не повариха! — сделала пометку. — Второе: убираем по неделям.
— Совсем обнаглела! — вскочила свекровь. — Витя, ты слышишь это?
Виктор сидел, опустив голову. Ему было неловко, но он понимал и меня. Мать требовала слишком много.
— Третье, — продолжала я, — в нашу комнату — только со стуком. И мои вещи не трогать.
Это было больно. Татьяна Васильевна вечно «наводила порядок» в наших вещах: перекладывала, читала письма, даже мебель двигала.
— А если пыль вытирать? — спросила она.
— Предупредите. Спросите. — записала последнее. — Четвёртое: раз в неделю мы с Витей идём в кино. Без вас.
— Вот оно что! — взорвалась свекровь. — Сына у меня отвоёвываешь!
— Нет! Я хочу быть с мужем! Как все нормальные семьи!
Виктор поднял голову.
— Мам, это логично. Мы же молоды, хотим отдыхать иногда…
— Ах, вот как! — свекровь всплеснула руками. — Все против меня! Ладно, пиши дальше!
Я пригляделась к ней. В голосе слышалась растерянность.
— Татьяна Васильевна, я не против вас. Просто хочу, чтобы все жили в мире.
— В мире… — она тяжело села. — А как мне жить, если сын отвернётся?
Я отложила ручку.
— Никто не отвернётся. Но мне тоже нужно место здесь. Я ведь своя.
— Своя-то своя, да не родная, — пробормотала она.
— Почему? — удивилась я. — Я ваша сноха. Мы теперь родня.
— Родня… — покачала головой свекровь. — Родня — это кровь. А ты… пришла со стороны. Сегодня здесь, завтра…
Виктор встал.
— Мам, хватит! Алёна — моя жена. Значит, и тебе дочь. Точка!
— Дочь… — вздохнула Татьяна Васильевна. — Ну ладно. Только дочери матерей слушаются.
— Слушаются, но не как служанки, — возразила я.
Тишина. Виктор ходил по кухне. Я перелистывала блокнот. Свекровь смотрела во двор, где соседка вешала бельё.
— У Марфы Петровны сын женился, — вдруг сказала она. — Невестка тихая. Свекровь в почёте держит.
— А я вас не уважаю?
— Не знаю. Условия ставишь…
— Это не от неуважения. Чтобы всё было по-честному.
Свекровь повернулась.
— А я что, совсем ничего делать не буду? Сидеть, как мебель?
Я впервые улыбнулась.
— Да что вы! У вас столько дел! Огород, вязание, цветы. Я не об этом.
— А о чём?
— О том, что я не хочу быть единственной, кто тащит на себе весь дом.
Виктор остановился.
— Мам, Алёна права. Я тоже буду помогать.
— Ты? — фыркнула Татьяна Васильевна. — Ты даже яичницу не жарил!
— Научусь! — твёрдо сказал он. — Алёна покажет.
Я взглянула на мужа с благодарностью.
— Витя, правда научишься?
— Конечно! Картошку чистить — не боги горшки обжигают.
— Ох, намучаешься ты с ним, — вздохнула свекровь, но злости уже не было.С той поры в доме воцарился покой, а через месяц в кухне уже мурлыкал пушистый рыжик Васька, которого Татьяна Васильевна нежно звала “внучком”.
