Нелюбимая дочь
С ранних лет Ярослава думала, что она неродная. Однажды, оставшись дома, она перерыла все бумаги в поисках свидетельства об усыновлении. Но обнаружила лишь своё рождение, где чёрным по белому значились её настоящие родители.
Казалось бы, облегчение. Но стало только хуже — теперь она окончательно запуталась: что не так с ней самой?
Ярослава была первенцем. Через три года родилась Люба. До сестры старшая почти не помнила себя. Зато после — воспоминаний хватило с лихвой.
Над Любочкой дрожали. Ей покупали платья из бутиков, а Ярославе доставались поношенные вещи от троюродной сестры. В школе за тройку старшую лишали телевизора и прогулок. Если же Люба приносила двойку, мама гладила её по голове: «Главное — здоровье!»
Ненавистное «Люба младше» преследовало Ярославу. После этой фразы всегда следовало: «Уступи куклу» или «Пусть съест последнюю конфету».
Повзрослев, Люба сама заметила неравенство и стала им пользоваться. Младшая играла слезами, как актриса МХАТа, льстила, виртуозно манипулировала. Ярослава лишь хлопала дверью, сдерживая ком в горле.
Старшая не поступила на бюджет. Родители развели руками: «Денег нет». Откуда? Все уходило на репетиторов для Любы и её будущий институт.
После первого курса колледжа Ярослава устроилась курьером, сняла комнату в хрущёвке и уехала. Оставаться рядом с ними стало невыносимо.
Люба, уверенная в безнаказанности, забросила учёбу. Зачем стараться, если папа с мамой всё равно оплатят вуз?
Пока Ярослава жила с ними, младшая таскала её косметику, а однажды подкинула родителям сигареты, свалив вину на сестру. Старшая отпиралась, но кому поверили — ясно.
Уехав, Ярослава свела общение к редким звонками. Каждый визит заканчивался восхвалением Любы и упрёками в её адрес. Причём поводы выдумывали на ходу.
Окончив колледж, Ярослава устроилась менеджером, сняла двушку у метро, встретила Андрея и записалась к психологу. Понимала: детские раны мешают дышать. Мечтала о семье с любовью, но боялась родить больше одного — вдруг повторит родителей?
Андрей сделал предложение. Расписались тихо, без родни Ярославы. Зато со свекровью, которая, выслушав историю, обняла её: «Не их вина, что любви хватило только на одну. Ты теперь моя дочь».
Взяли ипотеку, завели кота Мурзика. Иногда Ярослава звонила родителям — убедиться, что живы. Про Любу знала лишь, что та учится.
Однажды вечером, когда супруги смотрели «Кухню», зазвонил телефон. Мама. Необычно — обычно звонила сама Ярослава.
«Дочка! Горе!» — в трубке задрожал голос.
«Папа?» — испугалась она. Даже сквозь обиду сердце ёкнуло.
«Нет. Люба…»
К сестре Ярослава не чувствовала ничего, кроме гадкого осадка. Будь Люба иной, может, всё сложилось бы иначе. Но та всегда подставляла её, зная — поверят «малышке».
«Что случилось?» — спросила из приличия.
«Какая-то тёмная история…» — мама запнулась.
Ярослава представила больницу или отчисление. Но «тёмная»…
«Люба, говорят, сбила человека».
«У неё же нет прав!» — удивилась девушка. Хотя… Если родители купили машину — не сомневалась бы.
«Машина друга. Но она не виновата!»
Ярослава фыркнула. Конечно, святая Любочка.
«И что?»
«Пьяная была, человек в коме. Её посадят! И из института выгонят. Помоги!»
Ярослава едка сдержала: «Сама виновата — пусть отвечает». Но знала — мать не услышит.
«Чем помочь?»
«Нужно дать взятку полиции и пострадавшему. Отдайте деньги на машину! Скопите ещё, а Любину жизнь сломают!»
В тот миг Ярослава поняла: хватит. У неё теперь своя семья — Андрей и свекровь. Этого достаточно.
«Не дам. Пусть сядет. Заслуженно».
«Как ты можешь?!» — взвизгнула мать. — «Мы не так тебя растили!»
«Именно так. Как второсортную. Люба ваша ошибка — сами расхлёбывайте».
Трубка упала на диван. Андрей обнял дрожащую жену, та расплакалась. Слёзы высохли — и будто ножом отрезало. Оказалось, жить без них возможно.
Через полгода узнала: Любе дали два года. То ли взятка не прошла, то ли денег не хватило.
Ярослава забеременела. Родив дочь, вдруг захотела второго. Поняла — не станет, как родители. Благодаря Андрею и свекрови, каждый день доказывавшим: она — хорошая мать.
Когда сообщила родителям о внучке, услышала: «Теперь у нас одна дочь — та, что не предала».
И — о чудо — даже не защемило. Наоборот, обрадовалась. Дала им шанс — не приняли. Теперь совесть чиста. А гнёт обид растворился, будто его и не было.
