Случайное счастье Рамиля
В том захолустном городке, затерянном на краю земли, будто последняя пылинка на карте, время текло не по минутам, а по временам года. Оно замирало в лютые морозы, оттаивало с хлюпаньем весной, изнывало от жары летом и грустило осенними дождями. В этом медленном течении тонула жизнь Светланы, которую все звали просто Светкой.
Светке было тридцать лет, и вся её жизнь казалась безнадёжно застрявшей в трясине собственного тела. Она весила сто двадцать килограммов, и это был не просто вес, а целая крепость, возведённая между ней и миром. Крепость из плоти, усталости и тихого отчаяния. Она догадывалась, что причина где-то внутри, какая-то поломка, болезнь, но ехать к врачам в областной центр было делом немыслимым далёким, дорогим и, казалось, бесполезным.
Работала она помощницей воспитателя в детском саду «Солнышко». Её дни наполняли запахи манной каши, детского мыла и вечно сырых полов. Её большие, тёплые руки умели и утешить плачущего малыша, и аккуратно заправить десяток кроваток, и вытереть лужу так, чтобы ребёнок не чувствовал себя виноватым. Дети её обожали, тянулись к её мягкости и спокойствию. Но восторг малышей слабая плата за то одиночество, что ждало её за калиткой садика.
Жила Светка в старом бараке на пять квартир, оставшемся ещё с советских времен. Дом скрипел балками по ночам и боялся сильного ветра. Два года назад её покинула мать тихая, измученная женщина, похоронившая все мечты в стенах этой хрущёвки. Отца Светка не помнила он исчез давным-давно, оставив после себя лишь пыльную пустоту и старую фотографию.
Быт её был суров. Холодная вода, бегущая ржавыми струйками из крана, уличный туалет, превращавшийся зимой в ледяную пещеру, и духота в комнатах летом. Но главной мучительницей была печка. Зимой она прожорливо пожирала две машины дров, высасывая из её скромной зарплаты последние деньги. Светка проводила долгие вечера, глядя на огонь за чугунной дверцей, и казалось, что печь сжигает не только поленья, но и её годы, силы, будущее.
И вот однажды вечером, когда сумерки наполняли комнату серой тоской, случилось чудо. Не громкое, не яркое, а тихое, поскрипывающее, как шаги соседки Галины, которая вдруг постучала в её дверь.
Галина, уборщица из местной больницы, женщина с лицом, изборождённым морщинами, держала в руках две хрустящие купюры.
«Свет, прости, ради Бога. Держи. Две тысячи. Лежали без дела, не обессудь», бормотала она, суя деньги в руку Светке.
Та лишь удивлённо смотрела на купюры, долг за которые мысленно уже списала.
«Да ладно, Галя, не надо было беспокоиться».
«Надо!» горячо перебила соседка. «У меня теперь деньги есть! Слушай сюда»
И Галина, понизив голос, словно сообщая государственную тайну, начала рассказывать невероятную историю. О том, как в их городок приехали таджики. Как один из них, увидев её, предложил странный заработок пятнадцать тысяч рублей.
«Гражданство им, видишь ли, нужно срочно. Вот и ездят по таким дырам, невест ищут. Фиктивных, для брака. Вчера меня расписали. Не знаю, как они в ЗАГСе договариваются, но всё быстро. Мой, Алишер, сейчас у меня сидит, а вечером уйдёт. Моя дочь Ира тоже согласилась. Ей куртку новую купить, а то зима на носу. А ты чего? Смотри, шанс-то какой. Деньги нужны? Нужны. А замуж кто тебя возьмёт?»
Последние слова прозвучали не со зла, а с горькой прямотой. И Светка, почувствовав знакомую боль под сердцем, подумала всего секунду. Соседка была права. Настоящего замужества ей не светило. Женихов не было, нет и не предвиделось. Её мир ограничивался садиком, магазином и этой комнатой с прожорливой печкой. А тут деньги. Целых пятнадцать тысяч. На них можно купить дрова, наклеить новые обои, чтобы хоть немного разогнать уныние этих выцветших стен.
«Ладно, тихо сказала Светка. Согласна».
На следующий день Галина привела «жениха». Светка, открыв дверь, ахнула и инстинктивно отступила назад, желая спрятать свою массивную фигуру. Перед ней стоял юноша. Высокий, стройный, с лицом, ещё не тронутым жизненной жестокостью, с большими, тёмными и невероятно печальными глазами.
«Боже, да он же совсем мальчик!» вырвалось у Светки.
Юноша выпрямился.
«Мне двадцать два года», сказал он чётко, почти без акцента, лишь с лёгким певучим оттенком.
«Ну вот, засуетилась Галина. Мой-то на пятнадцать лет младше, а у вас разница всего ничего. Мужик в самом расцвете!»
В ЗАГСе, однако, брак сразу оформлять не захотели. Чиновница в строгом костюме окинула их подозрительным взглядом и объявила, что по закону положен месяц ожидания. «Чтобы подумать», многозначительно добавила она.
Таджики, деловая часть которых была завершена, уехали. Им нужно было работать. Но перед отъездом Рамиль так звали юношу попросил у Светки номер телефона.
«Тяжело одному в чужом городе», пояснил он, и в его глазах она увидела что-то знакомое тоску.
Он начал звонить. Каждый вечер. Сначала звонки были короткими, неловкими. Потом дольше. Рамиль оказался удивительным собеседником. Он рассказывал о своих горах, о солнце, которое там совсем иное, о матери, которую безумно любил, о том, как приехал в Россию, чтобы помочь семье. Он расспрашивал Светку о её жизни, о работе, и она, к своему удивлению, рассказывала. Не жаловалась, а именно рассказывала о смешных случаях в садике, о своём доме, о том, как пахнет первая весенняя земля. Она ловила себя на том, что смеётся в трубку звонко, по-девичьи, забыв о своих килограммах и годах. За этот месяц они узнали друг о друге больше, чем иные супруги за годы брака.
Через месяц Рамиль вернулся. Светка, надевая единственное
