В чужой монастырь со своим уставом: Благодарность свекрови за незваных гостей
Я сидела на кухне нашей скромной квартиры в Нижнем Новгороде, обхватив ладонки кружку с остывшим чаем, пытаясь сдержать подступающие слёзы. Четыре года жизни с Дмитрием, годы экономии ради своего угла, а теперь наш дом превратился в перевалочный пункт для его маменькиных знакомых. Последней каплей стала её подруга Марита, которую свекровь буквально впихнула к нам, даже не поинтересовавшись нашим мнением.
Мы с Димой — провинциалы. Годы мыканий по съёмным углам, где тараканы были полноправными жильцами, научили нас считать каждую копейку. Мы во всём себе отказывали, чтобы накопить на ипотеку. Родные не особо помогали: моя мама подарила на свадьбу мультиварку, а свекровь, Валентина Семёновна, вручила электрочайник, который сгорел через две недели.
После долгих лет мы наконец купили однокомнатную в спальном районе. Ремонт делали своими силами — на мастеров денег не было. Дима ночами шпаклевал стены, а я красила потолок, пока спина не горела огнём. Родня не то чтобы помогала — они встречались нам лишь за праздничным столом. Но едва мы привели жильё в порядок, как Валентина Семёновна объявила:
— Вам надо приютить мою подругу Марту. Я ей билеты в санаторий доставала, теперь она мне обязана. Покажите ей город!
Она даже не спросила, удобно ли нам. Просто поставила перед фактом. Выходит, свекровь заботится о своих связях, а мы должны тратить время и силы на чужого человека? Меня трясло от злости, но Дима, как всегда, промолчал.
Мы встретили Марту на вокзале. Она оказалась женщиной с претензиями. Мы водили её по Нижегородскому кремлю, а она вела себя, будто мы её обслуга — то кофе подайте, то обед пораньше, то фотографируй её с десяти ракурсов. Мы с Димой чувствовали себя бесплатными экскурсоводами. Я еле сдерживалась, лишь бы не сорваться.
Это была не первая выходка свекрови. До этого она уже подкидывала нам своих родственников. В прошлом году у нас месяц жил её племянник Геннадий. Он ел наши продукты, напивался, буянил по ночам, а под конец унёс Димину кожаную куртку, заявив, что ему она «к лицу». В довершение он потребовал, чтобы я познакомила его с «перспективной невестой» — мол, в деревне ему делать нечего. Я была в шоке, но Валентина Семёновна лишь отмахнулась: «Парень молодой, пусть поразвлекается».
Марта уехала, довольная собой, а у меня на душе осталась горечь. Я знала — это не конец. Дима не умеет говорить матери «нет». Будто забыл, как в 18 лет она выставила его из дома с одним рюкзаком, крича, что взрослые мужики должны сами пробивать себе дорогу. А теперь она разыгрывает образ заботливой мамаши, и он верит каждому её слову.
Я пыталась до него достучаться, объясняла, что мы — отдельная семья, что скоро у нас будет ребёнок, и посторонние в доме нам ни к чему. Но он смотрел на меня пустым взглядом, будто не понимал.
— Люб, мама же хочет нам добра, — твердил он, как мантру.
Добра? Валентина Семёновна просто использует нас! У неё самой есть трёшка в ипотеку — почему она не селит гостей туда? Она не дала ни рубля на нашу квартиру, зато теперь вовсю распоряжается нашим гостеприимством. Меня просто разрывает от злости, когда я вижу её слащавую улыбку. При Диме она — образец материнской заботы, а за его спиной — наглая манипуляторша, которой плевать на наши границы.
Однажды я не выдержала. Марта только уехала, а Валентина Семёновна уже звонит «поблагодарить» и тут же роняет: «Скоро приедет моя троюродная сестра». Я взорвалась:
— Хватит! Это наш дом, не вокзальная камера хранения! Хотите помогать своим знакомым — пусть живут у вас!
Она фыркнула в трубку:
— Вот неблагодарность! Я вам добро делаю, а ты…
Дима, услышав мой крик, побледнел.
— Люба, зачем ты так с мамой? Она же из лучших побуждений.
Я посмотрела на него, и сердце сжалось. Он не видит, как мать играет на его чувствах, как разрушает наш брак. Я хочу защитить наш дом, нашего будущего малыша, но как, если муж слепо верит матери?
Теперь передо мной выбор: молчать и сгорать от злости или поставить вопрос ребром. Я мечтаю, чтобы Валентина Семёновна исчезла из нашей жизни, чтобы Дима наконец увидел её истинное лицо. Но боюсь, что если я начну войну, то останусь одна. Как мне отстоять свои границы, не разрушив семью?
**Семейные узы — как река: если дать волю чужому течению, можно потерять собственный берег.**
