АЛИСА И ЧУЖАЯ СОЛНЫШКИНА
Не так, чтобы Алиса ненавидела отчима, но не принимала его. Какой он папа? У Алисы никогда не было папы, и этот “Фёдор, съевший медведя в детстве”, тоже не папа. Однако ради мамы она с первых дней старалась держать недовольство внутри.
Одиннадцать лет не маленький возраст, понимала, что маме хочется семьи, уют и внимания. Так-то Фёдор не плох, молчалив, но чужой. Алиса словно и не существовала для него. Зато не пьет, в отличие от папы у Тамары, что росла с ней, как сестра через поколение.
А Фёдор не замечал подросшую дочь избранницы. Принял как должное, планируя, чтобы Юля родила ему сына, а может, и двух.
Свадьба была тихой, обмен квартир в Казани, и у Алисы завалялась комната, где она теперь прячется от отчима. Он не навязывался, а худой мир приобретал очертания меж ними. После обедов, под ленцюшком хлеба, она уворачивалась в свою комнату, где стены шептали сны о неизвестном финале.
Когда Юля начала бледнеть, дрожать и каждое утро утыкаться в унитаз, они обрадовались. Беременность! Алиса мечтала о братье, Фёдор о сыне. Но вместо жизни, в мозг Юли привилось чудовище, разламывающее её изнутри. Алиса превратилась в сироту в одиннадцать, путь в детский дом Казани стал её судьбой.
Она не знала, что делать, когда услышала шепот Тамары на кухне, пьяную и смущённую: “Не верь, что это чужое. Сестра, дорогая… Но мы сами не можем…” Слова вились вокруг, как паутина. Отчим вытянул несколько дней, держа Алису в доме, искренне веря, что найдёт родню Юли.
– Алиса, поговорить надо, – начал он утром, тянув за ленты тишины.
– Да, я всё поняла, собираться нужно.
– Я о другом… Хочу текст опекунства, мы ведь одружены… Если ты сама захочешь.
Он плакал. Не как человек, а как тень содрогающаяся. Алиса бросилась к нему, как к жизни, гладя рыдания, не осознавая, что держит взрослого.
Всё сошлось, как стёкло по царапинам. Полгода – прорезали молчание три раза в неделю, пекли блины на воскресенье, вспоминая, как Юля глядела на них. Тамара приходила со сломанными скрипками, днём разбирая счёты, ночью – по четыре часа укладывая Алису спать.
Фёдор оставался лаком, редко говорил, но Алиса привыкла. Он заступался на улице, дарил мороженку после работы и билеты на школьные концерты. Иногда тень в горле Алисы сдавила непримиримость: она не назвала его отцом.
К четырнадцати Фёдор снова решился. На другом конце города, в Казанской фабрике, он нашёл Любовь – женщину, чьи глаза были полны тайн. У неё будет ребёнок.
– Поедем к ней? Или пригласим сюда? Думаю, уживёмся…
Любовь превращалась в гусыню, обросшую свитерами и пледами, а Алиса смёртной тишины в тёмном углу. Качели колыхались, но не от ветра.
Стали ужиться. Любовь терпела Алису, но в её дыхании витали яды. Она говорила косвами: “Ты чужая, мешаешь”. Алиса сгибалась, как лепестки под росой.
Фёдор не знал, что Любовь уже дурит. С каждой буквой в письме, с каждым крахмальным хлопком двери, её слова становились ядами.
Но в моменты, когда Алиса садилась на скамейку рядом с Юлиной могилой, Фёдор опять становился её стены. Забитые буквы в письмах, края которых рвались от слёз.
– Терпи, Алисочка. Скоро Стас пойдёт в сад, Любовь начнёт работать… Но я не сдамся. Ты моя.
Любовь не сдавала. Под предлогом “малыша, как газетный свёрток”, запретила Тамаре и её матери забегать. Властила финансами. А Алиса стала просить монеты на шоколад или автобус.
Когда в классе Алисы, шумно смеявшемся, прозвучал ультиматум: “Прозрачная, некрасивая… Не засыпать на лекциях”, Фёдор разрыдался в карман.
– Прости, дочка. Я дурак был. Вот текст – карта, и скидки с зарплаты. Пусть идут на твою свадьбу.
“Дочка”. Три синие буквы в груди стала пламенем.
Ссоры с Любовью превращались в войны с замками на дверях. Лета пролетали, как стрекоз, пока Тамара не выскочила замуж за первого проходящего, а Алиса не планировала поступать в техникум с общежитием.
Фёдор нашёл наследственную белорусскую квартиру. Её заполнял страхами Любови и её жалобами. Но Алиса знала, что это его способ.
На свадьбе, когда Фёдор нес её в руках, вихри пыли окутали их. В её глазах – не слёзы, а сдержанные крики благодарности.
Квартира в Казани осталась за Алисой. Соседи звали “золото от папки”, а Алиса улыбалась, зная, что отчим стал её частью.
Всё в жизни немногословного мужика успело.
Незнакомец и его малыш
