Людмила, ты уверена, что сейчас лучшее время для ребёнка?
Мам, мы же уже не в первый раз об этом говорим, ответила её дочь, Алексей Петрович, ставя чашку на стол и глядя, будто ждёт плохих новостей.
Именно поэтому мы продолжаем обсуждать. Вы с Иваном женаты только год. Он только начал подниматься по карьерной лестнице, а ты в своей фирме ещё не достигла должности старшего менеджера. Елееле проживаем. И вдруг ребёнок
Людмила закатила глаза жест, который Анастасия Петровна помнила ещё в подростковом возрасте. Раньше он означал «отвали», теперь, видимо, «да что ты знаешь».
У нас всё в порядке, мама. Иван хорошо зарабатывает, мы справимся. И кстати, помнишь поговорку про зайца и лужайку? сказала она.
Да, я слышала сказки про лужайку, но ребёнок не плюшевый зайчонок, его нельзя просто на полку поставить, когда надоест. А «хорошо зарабатывает» это только если есть подушка безопасности. Хорошо значит не думать, откуда взять деньги на подгузники и смеси, если когото сократят.
Людмила откинула плечом и отвернулась к окну, давая понять, что разговор закончился. Анастасия Петровна знала эту тактику: молчание для дочери победа в споре. Она вздохнула. Двадцать пять лет, взрослая женщина, а всё ещё воспринимает совет как личное оскорбление.
Люда, я не могу тебе запретить, ты же уже взрослая, сказала она. Просто подумай. Годдва ничего не решат, а стабильность прибавят.
Я сама знаю, когда мне рожать, ответила Людмила, и в её голосе прозвучала железная категоричность.
Анастасия только покачала головой. Настаивать дальше было бессмысленно. Она уже понимала, что иногда люди должны сами «набираться» шишек, особенно если это её собственные дети.
Ровно через девять месяцев Людмила позвонила из роддома в Москве.
Мам, девочка! 3200 грамм, 52 сантиметра! Такая красавица, ты не представляешь! закричала дочь от радости, а Анастасия ни единого слова не упомянула прошлогодний спор. Зачем? Ребёнок уже родился, здоровый и желанный. Остальное детали, которые со временем утрятся.
Или не утрятся.
Анастасия приезжала к ним каждую неделю, привозя фрукты и иногда готовую еду. В первые месяцы Людмила еле успевала принять душ, а не стоять у плиты. Анастасия помогала, но не вмешивалась с советами, не комментировала, когда внучку укладывали спать в семь или в десять. Не морщилась, когда дочери нравилось покупать дорогие органические смеси вместо обычных.
Чужая семья тёмные углы, даже если это семья твоей дочери.
Внучка, названная Аглая, росла, ухала, училась хватать погремушки пухлыми пальчиками. Анастасия смотрела на неё и ощущала странное чувство: любить когото так сильно, но понимать, что ты лишь гость. Приятный, желанный, но всё же гость.
Людмила расцветала в материнстве. Похудела от недосыпа и постоянных дел, под глазами появились темные круги, но улыбалась, как в школьные годы. Анастасия искренне радовалась за неё.
Шесть месяцев спустя дочь пришла с мрачным лицом, ясно давая понять, что разговор будет неприятным.
Мам, у нас проблемы.
Анастасия посадила её за кухонный стол, поставила чайник. Людмила, сцепив пальцы, уставилась в пустоту.
Денег не хватает. Совсем.
На что именно?
На всё: коммунальные услуги, подгузники, смеси, продукты. Ты же знаешь, как сейчас дорого!
Анастасия уже помнила, как год назад пыталась объяснить элементарную арифметику.
Иван получил повышение?
Получил, но всё равно мало. Мне тоже нужно работать, мама. Сейчас так не вытянем.
Понятно.
Только ребёнка девочку некуда ставить. В ясли до полутора лет не берут, я звонила всем в районе. А няня Людмила усмехнулась без радости. Няня стоит столько, что проще вообще не работать.
Анастасия молчала, понимая, к чему идёт разговор, и это понимание сжимало её изнутри.
Мам, ты могла бы посидеть с Аглаей, пока я на работе?
Люда, я работаю.
Но ты можешь уйти в отпуск. У тебя же, кажется, есть неиспользованные дни?
Анастасия медленно качнула головой. Людмила смотрела на неё с такой надеждой, что даже секунду хотелось жалеть её разочарования.
Нет, Люда. Я не уйду с работы, чтобы сидеть с твоим ребёнком.
Но почему?! Это же твоя внучка!
В голосе дочери прозвучали требовательные, почти детские нотки, как когда в магазине пятилетка просит куклу, а мама откладывает покупку до зарплаты.
Потому что у меня есть своя жизнь, своя работа, свои планы.
Какие планы, мам? Тебе пятьдесят пять!
Анастасия не пошатнулась. Она давно привыкла, что для дочери она существует в отдельной категории «мама», которой нельзя иметь собственных желаний.
Именно поэтому я не собираюсь тратить оставшиеся годы на смену подгузников.
Людмила отодвинула чашку так резко, что чай пролился на скатерть.
Ты эгоистка.
Возможно.
Ты ужасная мать!
И это тоже возможно.
Анастасия видела, как слёзы наворачиваются у дочери от злости, от обиды, от всего сразу. Людмила никогда не умела проигрывать, ещё в детстве бросала шашки в стену, когда оказывалась в проигрышной позиции.
Последние недели превратились в бесконечный повтор того же разговора. Людмила звонила, писала сообщения, и каждый раз слышала одно: «Ты плохая мать, плохая бабушка, как ты можешь? Я твоя дочь, Аglа́я твоя внучка».
Однажды Анастасия не выдержала.
Скажи конкретно, в чём я перед тобой провинилась? Почему я вдруг стала плохой?
Людмила замешкалась, не ожидая такого поворота.
Ты отказываешься помочь!
Это не провинность, а мой выбор. А в чём я была плохой матерью, когда ты росла?
Ты ты Людмила запнулась. Ты всегда была на работе!
Я была на работе, потому что кормила и одевала тебя. Помнишь детство? Как ты ходила в лучший детский сад, как у тебя были платья из «Детского мира», пока другие девочки донашивали одежду старших сестёр?
Людмила молчала.
Помнишь институт? Платный, кстати. Пять лет я тянула эту лямку, чтобы у тебя был диплом.
Мам
Помнишь квартиру, которую я подарила вам на свадьбу? Двухкомнатную в хорошем районе? Помнишь машину?
Людмила покраснела от стыда или злости Анастасия не могла определить.
Это другое.
Нет, это не другое. Как мать, я сделала всё, что могла, может, даже больше, чем следовало.
А сейчас, когда мне действительно нужна помощь, ты отказываешь!
Анастасия глубоко вдохнула.
Люда, я предупреждала тебя год назад: «Подожди, встаньте на ноги». Ты отвечала, что сама знаешь, когда тебе рожать. Это был твой выбор.
И что теперь? Наказываешь меня за него?
Нет. Просто не собираюсь расплачиваться за него своей жизнью.
Людмила вскочила, слёзы блестели в глазах, губы дрожали от сдерживаемых рыданий.
Я никогда не забуду, как ты себя вела!
Возможно. А может, когданибудь поймёшь, став бабушкой.
Дочь ушла, не попрощавшись.
Два месяца тишины. Анастасия звонила Людмила отклоняла вызовы, её сообщения оставались непрочитанными. Внучку она видела лишь на фотографиях в соцсетях, потому что полностью заблокировать мать она не решилась.
Анастасия листала эти снимки по вечерам: маленькая Аглая училась сидеть, потом ползти, улыбалась в камеру, тянула руки к игрушкам. Она росла без маминой помощи.
Было больно? Да. Но Анастасия не жалела о своём решении. Она думала, как легко люди привыкают к хорошему, как быстро просьбы превращаются в требования.
Людмила всегда была такой: брала, принимала, требовала. Пока Анастасия давала всё было прекрасно. Стоило сказать «нет» мать превратилась в монстра.
Что ж. Со временем, может, дочь поймёт, возьмёт на себя ответственность за свои решения, наконец повзрослеет к тридцати годам.
А пока Анастасия жила своей жизнью: ходила на работу, встречалась с подругами, планировала летний отпуск и терпеливо ждала, без обиды и желания отомстить.
Просто ждала, когда дочь перерастёт детский эгоизм. Она всегда оставалась терпеливой.
