Стоит ли открыть ей, что мой сын к ней равнодушен?
Меня зовут Татьяна Соколова, и живу я в Суздале, где Владимирская область замирает у озера Неро. Пишу, ибо сердце разрывается от тоски, а покоя не найти. Поделилась горем с подругой, но в ответ услышала лишь испуганное: «Ты рехнулась? Не суйся в чужую жизнь, а то утонешь в их печалях!» Слова ранили, но не помогли — нужен совет, иначе задохнусь под этим грузом.
Виной всему мой сын, Дмитрий. Ему 25, и живёт он с девушкой, Любой, в нашем доме. Жаловаться грепх: свою комнату содержат, оба трудятся, не обременяют нас. Люба — само добро: скромная, ласковая, с душой открытой. Но я знаю сына лучше всех и вижу правду за его маской: он не любит её. Дмитрий опекает её — заботлив, внимателен, всегда готов помочь. Исполняет её мечты, словно богатырь из былины: к каждому празднику — букеты и подарки, после ночных смен забирает с работы, хоть сам еле стоит. В выходные уезжают — то в деревню к родне, то на Кавказские минеральные воды, то на лыжи в Хибины.
Недавно Люба упала на склоне — сильно, с вывихом, едва кости не сломала. Дмитрий нёс её до гостиницы на руках, а после рванул в больницу в Ярославль. Пока она лежала с гипсом, ухаживал, как за младенцем: кормил с ложки, сказки читал, не отходил ни на миг. Со стороны — идеал мужчины, помешанного на ней. Но я-то вижу: это спектакль. Сердце его молчит, и от этого мне невыносимо больно.
До Любы у Дмитрия была Алина. Их страсть напоминала ураган: ссоры до хлопанья дверей, ночные побеги, примирения в слезах. Она стала его первой любовью — той, что оставляет ожоги на душе. Ждала, что одумаются, но она внезапно уехала во Францию, бросив его. Полгода он был как пустой: бродил тенью, от еды отказывался, ночами не спал. Я ходила за ним по пятам, боялась, что не выдержит. А потом появилась Люба — тихая, как лесное озеро, умеющая слушать, гладить по волосам, не повышающая голоса. Она — солнце в нашем доме, но я знаю: для него это не любовь, а обязанность, не более.
И вот мука моя: открыть ли ей правду? Сочтёте безумием, но молчать сил нет. Рано или поздно ложь рухнет, как карточный домик, и погребёт всех. Представляю, как пострадает эта девушка — нежная, искренняя, не заслужившая удара ножом в спину. Её сердце разобьётся, как фарфоровая чашка, упавшая на камень. Она чиста, а я стою и вижу, как она шагает к обрыву, не ведая о пропасти.
Подруга права — лезу в чужую судьбу. Но как молчать? Материнское сердце вопит: спаси её, не дай погибнуть! Вижу, как Люба смотрит на Дмитрия — с обожанием, от которого комок в горле. А он? Играет роль идеального кавалера, но в глазах его нет искры, что пылала при Алине. Он добр, но это не любовь, а притворство, которое я больше не могу терпеть.
Иногда сомневаюсь: вдруг ошибаюсь? Может, это мои страхи рисуют кошмары? Нет — чую это каждой клеткой. Дмитрий с ней из удобства, а не от тоски по ней. Мысль эта гложет, как ржавчина. Сказать Любе? Разрушить её иллюзии? Или ждать, пока он сам не разобьёт ей сердце? Боюсь, что молчание сделает меня соучастницей, а правда оттолкнёт сына.
Умоляю, помогите! Я не сумасшедшая — просто мать, видящая то, что другие не замечают. Больно за них обоих: за Любу, отдающую любовь в пустоту, и за Дмитрия, живущего в плену лжи. Как поступить с правдой, что жжёт грудь? Как уберечь её, не потеряв сына? Стою на перекрёстке, где каждый путь ведёт в ад. Умоляю — подскажите, как обрести покой в этом кошмаре!
