Телефонный звонок разорвал утреннюю тишину, как крик в пустой комнате. Елена Игоревна Соколова, сидя у окна с вышивкой, вздрогнула и медленно подняла трубку. Голос на другом конце звучал взволнованно и торопливо:
— Елена Игоревна Соколова?
— Да, я вас слушаю.
— Простите за беспокойство… но я звоню по поводу вашего сына.
— С Артёмом что-то случилось? В школе?
— Нет-нет! Я говорю не об Артёме, а о Глебе.
— Простите, но у меня только один сын.
— Глеб Соколов, 2001 года рождения, 15 марта. В его документах указаны ваши данные.
Елену будто ударили в грудь. Названная дата была раной, которая никогда не заживала. Она глубоко вдохнула:
— Да… тогда у меня родился сын. Но он умер через три дня. Он был недоношенным. Если это шутка, то он очень жесток.
— Нет! Он жив! Он в детском доме! Я — воспитатель там, и… он верит, что мама его найдёт. Пожалуйста, давайте встретимся… я не могла больше молчать.
Рука с трубкой дрожала. Елена молча согласилась, назначив встречу у памятника Пушкину. Она всё ещё пыталась убедить себя, что это ошибка, обман. Но сердце шептало: это правда. Ей нужно увидеть всё своими глазами.
Через час она стояла перед женщиной с добрыми, уставшими глазами. Та представилась — Любовь Семёновна, воспитатель детского дома на улице Гагарина.
— Всю жизнь работаю с детьми. А своих не было. Глебушка — особенный. Ласковый, умный, чуткий. Я не могла не попытаться найти его родных. В деле — ваш отказ.
— Я не писала отказа!
— Значит, кто-то сделал это за вас. Кто-то, кто решил за вашу семью…
Как подтверждение её страшных догадок, женщина передала фотографию. С неё смотрел мальчик, вылитый Артём. Только в очках. Так же поднятый подбородок, так же смотрят глаза. Но взгляд был тревожный, будто из забытого, украденного детства.
Елена задыхалась.
— У него проблемы со зрением?
— Астигматизм. Ничего серьёзного. Но у него золотое сердце. Каждый день он говорит, что обязательно найдёт маму.
Елена сжимала фотографию. Теперь она не сомневалась. Это её сын. Её мальчик. Её кровь.
— Вы не представляете, что натворил тот, кто отнял его у меня. Я мучилась. Я плакала ночами. А он… он был жив!
Не попрощавшись, Елена побежала к детскому дому. Там, за ржавым забором, она сразу увидела его — сидящего на скамейке с книгой. Глеб. Он. Её сын.
Воспитатель окликнула его — Соколов. Этого было достаточно. Елена направилась к директору.
— Я услышала свою фамилию и… подумала, может, мы родственники. Мальчик мне показался знакомым.
— Вы Соколова? Случайная встреча? Странно. Его уже оформляют в другую семью…
— Вы не понимаете. Это мой сын.
Директор — Наталья Викторовна — сомневалась, но проверила документы. В деле — отказ Елены. Почерк был поддельный. Елена узнала почерк свекрови — Лиди— Лидия Степановна, — прошептала Елена, чувствуя, как в горле застывает ком ненависти, и представила, как эта женщина семь лет назад холодной рукой подписала смерть её сына, даже не дрогнув.