В старом доме на краю села Мишкино, затерянного среди уральских лесов, пахло деревянными стенами и тихой печалью. Марина, трясясь в ветхой “ПАЗике” по ухабистой дороге, чувствовала, как подкатывает тошнота. Пыль оседала на губах, а в груди сжималось что-то тяжёлое. Зачем она вообще вернулась? Жить одной в глуши, да ещё со своим недугом — чистое безрассудство. Но назад дороги не было.
Марина болела уже четвёртый год. Последний визит к врачу в Екатеринбурге принёс осторожную надежду: лекарства помогали, но никто не обещал чуда. «С вашим диагнозом прогнозы не даёт ни один толковый врач», — сказал доктор, избегая её взгляда. Марина не спорила. Жизнь давно потеряла краски. С мужем, Игорем, они жили вместе, но стали чужими. Когда болезнь сковала её, он и вовсе охладел, будто уже искал замену. Любовь ушла, и Марина смирилась.
Но вчера случилось то, что перевернуло всё. Вернувшись из больницы, еле волоча ноги, она застала их хрущёвку переполненной пьяными гостями. Игорь, отмечая премию, привёл всю свою смену с завода. Воздух был густым от сигарет, стены дрожали от хохота и мата. Марина ушла в сквер, бродила дотемна, но, вернувшись, увидела лишь разгром и храпящего мужа. Позже он, проснувшись, потянулся за очередной рюмкой. Когда она попыталась заговорить, в ответ полетело:
— Квартира моя, поняла? Завод выделял. Хочу — пью, хочу — праздную. А ты тут лишняя!
«Кто я тут?» — думала Марина, сжимая кулаки. Её работа в библиотеке не стоила того, чтобы терпеть. «Завтра уволюсь и уеду, — решила она. — В Мишкино, в родительский дом. Хоть встречу закат в тишине, без пьяных криков».
Дом встретил её запахом берёзовых брёвен и сушёной мяты. Сердце сжалось от воспоминаний. После смерти отца она была здесь лишь раз, на поминках. Но дом стоял крепким — видно, соседи не бросали. Ключ, как в детстве, лежал под третьей ступенькой крыльца. Замок скрипел, но повернулся. Марина переступила порог, вдохнула затхлый воздух и прошептала:
— Ну, здравствуй.
Пол скрипнул в ответ, будто узнал её. Она распахнула ставни, впуская золотой свет, и, переодевшись, пошла к колонке за водой. Там её окликнула соседка Галина.
— Маришка, правда ты? — всплеснула руками женщина. — Вернулась! Мой Коля за домом приглядывал, не зря. Молодец, что приехала. Заходи вечерком, щи сварила!
Марина вымыла окна, вытряхнула половики, отдраила пол до блеска. Дом будто проснулся. Усталость давила тяжело — болезнь напоминала о себе. Но она растопила печь, чтобы прогнать сырость. Вечером, у соседей, за картошкой с солёными груздями, она рассказала о своём горе, а Галина, выслушав, махнула рукой:
— Правильно, что приехала. Здесь тебе и место. А что про смерть завела — брось! На почте место свободно, почтальонша нужна. Село небольшое, обойдёшь за час. Да к тётке Арине сходи, она тебе сборов насушит. Все болячки от нервов. А у нас тут и воздух лечебный, и тишина.
Марина заснула с лёгкостью, вспоминая добрые лица. Утром её разбудило странное чувство — желание встать, сделать что-то, чего не было годами. Позавтракав, она пошла устраиваться на почту. Копейка лишней не бывает, да и без дела сидеть — не в её характере. Идя по селу, она ловила приветливые взгляды. Каждый кивал, улыбался, спрашивал про здоровье.
— Доброго дня! — отвечала Марина, чувствуя, как теплеет внутри.
Осень сменилась снежной зимой. Работа почтальона стала отрадой: неспешный обход села, короткие разговоры у калиток, свежий морозный воздух. Лёгкие наполнялись хвойной свежестью. Марина обрела покой, которого не знала в городе. Щёки зарумянились, глаза заблестели. Травяные чаи от тётки Арины помогали: спала как младенец, аппетит вернулся, слабость отступала.
Болезнь отступила. Марина прожила в Мишкино ещё долгие годы, окружённая теплом родных стен и простыми, но искренними людьми. Оказалось, счастье — не в деньгах и не в шумных компаниях, а в тихом утре, в скрипе снега под ногами и в понимании, что ты на своём месте. А болезнь… Может, и правда все хвори от нервов и пустоты в душе.