Мать четверых детей осталась в старости в полном одиночестве
Материнство — это одновременно и благословение, и крест. Отдавая всю себя без остатка, мать жертвует здоровьем, годами, мечтами… Но никто не знает, какую цену заплатят дети за эту жертву. Останутся ли рядом, когда придут седины и немощь? Или исчезнут в круговороте своих забот, оставив лишь старые фото да щемящую тоску, которую не заглушить таблетками.
Татьяна Ивановна Морозова всю жизнь крутилась как белка в колесе. После гибели мужа в аварии под Брянском она одна поднимала четверых. Младшему тогда не было и года. С тех пор в её доме не звучал мужской смех — не потому, что не звали, а потому что сердце было занято детьми. Они стали её вселенной.
Работала без передышки: уборщицей в школе, продавцей на рынке, брала заказы на вязаные свитера. Всё — для них. Сама носила одно пальто десять зим, забыв о кафе с подругами и кремовых пирожных. Лишь бы дети были сыты, одеты, выучились.
Старшая, Ольга, окончила мединститут в Воронеже, уехала по контракту в Германию. Там вышла замуж, родила двойню. Раз в полгода присылает открытку, изредка — фото в вотсапе. Звонит раз в два месяца. «Мама, ты же понимаешь, я вся в делах…» Татьяна понимает. И молча гордится.
Сыновья, Дмитрий и Артём, живут в Ростове. Три часа на электричке — но они не приезжают. Звонят по праздникам, новости узнаёт из их сторис в инстаграме. Не упрекает. Рада, что у них всё в порядке.
Младшая, Аня, дольше всех оставалась с матерью. После института вышла замуж за парня из Тамбова и уехала к нему — там свекровь подарила им квартиру. В первые месяцы звонила каждый день, но постепенно разговоры стали короче: «Мам, позже перезвоню!» — и трубка бросалась.
Теперь Татьяна Ивановна редко выходит во двор — сердце пошаливает, суставы ноют. Готовит себе простые щи, иногда продукты приносит соседка Полина Семёновна. Именно она возила её по больницам, выбивала льготные лекарства, вызывала «неотложку» в прошлом году, когда стало совсем худо.
Дети будто есть, но будто и нет. Татьяна не винит их. Наверное, сама сделала их такими — сильными, независимыми. Не научила просить о помощи, ведь сама жила по принципу: «Справлюсь!»
Недавно Аня заикнулась, чтобы мать переехала к ним, но зять тут же нахмурился: «Тесно, да и старикам лучше среди своих!» Разговор заглох. Татьяна не настаивала — не хотела быть помехой.
Дни похожи один на другой: утренняя молитва, таблетки, чай с сушками. Потом — тихий голос телевизора, вязание носков для внуков, которых почти не видит. Иногда заходит участковый врач, звонит Полина Семёновна. А вечером она снова ждёт. Может, завтра? Может, кто-то приедет, обнимет, скажет: «Мама, мы скучали…»
По вечерам она листает потрёпанный альбом. Вот Оля с косичками на первом звонке, вот Дима с разбитым коленом, вот Артёмка с котёнком Васькой, которого потом отдали… Там её жизнь. Там её молодость. Там — всё, что она отдала без сожаления.
Татьяна не ропщет. Лишь шепчет:
— Люблю их. Буду ждать. Пока дышу — буду верить.
И только Господь знает, сколько ещё осталось у неё этих вечеров у окна — и сбудутся ли её тихие надежды.
**Вот и выходит: мы растим детей, чтобы отпустить их. Но забываем научить их возвращаться.**
